Никола Тесла его творение и причина смерти, один из самых загадочных ученых

Необычайно гениальный ученый, тот, что подарил миру уйма изобретений, работающих на переменном токе, гений электротехники и радиотехники.

Детство

Никола Тесла родился в семье священнослужителя и легкой домохозяйки, помимо мальчугана в семье было еще четверо детей. Никола дюже любил своего старшего брата и следственно, когда в пять лет его брат скончался для мальчугана это стало мощным потрясением. Позже гибели сына папа семейства получил возрастание и его перевели в Госпич, тут Никола получил исходное образование и позже этого поступил в гимназию где обучался вплотную до 1870 года. Во время его обучения в городе где находилась его семья началась эпидемия, и как бы крепко родные не уговаривали Николу он приехал домой, и заболел.
Это были тяжелые времена для всех, но также именно его болезнь стала поворотным моментом в его грядущем. Папа юноши подготавливался к тому что Никола пойдет по его стопам и станет священником, но парня тянуло к науке. Находясь на бренном одре, он набрался храбрости и спросил у папы разрешит ли он ему постигать инженерное дело, и тот согласился. Допустимо именно это событие придало умирающему Тесле новых сил для борьбы. Позже того как Никола выздоровел ему пришла повестка в армию, но родные посчитали что ему еще слишком рано идти на службу и отправили его в горы для оздоровления.

Университет

В 1875 году он поступил в Грацский технический университет на направление электротехники. Еще на первых курсах он примечал, что все приборы использующие переменный ток не стабильны. Но академик, которому юноша сказал об этом и предложил несколько идей раскритиковал его перед всеми учащимися. В это же период у Теслы начинается мания азартных игр, он настоль увлекается этим делом что его матери пришлось брать долговую расписку. Увидев печальное финансовое состояние семьи ученый кинул азартные игры навечно. В 1879 гибнет папа Николы, и каждая ответственность за семью ложиться на плечи юноши. Первое время он работал профессором в своей альма-матер, но денег на жизнь хватало с натяжкой, даже подмога от его дяди не особенно выручала обстановку. В 1880 году юноше удалось попасть в Пражский институт, но финансовое расположение вынудило его кинуть учебу и заняться поиском работы.

Первая работа

Некоторое время он работал в телефонной компании которая занималась установкой телефонных столбов и строительством центральной станции. Он усердствовал использовать свои умения и идеи в работе, но все-таки полной воли действий у него не было. Компания, увидев, что он дюже способный отправила Николу в Будапешт, где он занялся строительством центральной телефонной станции. Но скоро ему это наскучило, и он сменил место работы на Континентальную компанию Эдисона, которая находилась в Париже. Тут ему доверили сооружение одной из частей центральной электростанции, так же он отвечал за все неполадки, которые появлялись с освещением. В 1883 году он прибыл в центральную мэрию Страсбурга и представил им свои труды над асинхронным электродвигателем. По возвращению в Париж Никола ждал получить от компании премию в размере 25 тысяч баксов за свое изобретение, но его проигнорировали. Возмущенный таким отношением Тесла уволился и начал подготавливается к переезду в Петербург, но менеджер, тот, что был близко знаком с ученым разубедил его.

Компания Эдисона

В 1884 году молодой ученый прибыл в Нью-Йорк где устроился в основном отделении фирмы Эдисона. Сейчас он занимал должность основного инженера по ремонту электродвигателей. Эдисон никогда не принимал идеи Теслы серьезно и когда тот пришел к нему с разработками совершенствований электродвигателя он пообещал ему вознаграждение в 50 тысяч баксов если он сумеет применить их на практике. Когда до конца 1885 года Тесла сумел разработать огромнее двадцати разных вариантов машины, Эдисон взамен вознаграждения лишь отшутился и взял его идеи в цикл. Теснее во 2-й раз компания Эдисона отказывалась поощрять его изобретательность, возмущенный и огорченный ученый уволился. Первое время узнав о его увольнении небольшие фирмы предлагали ему работу над дуговой лампой, решение этого вопроса заняло у изобретателя чуть поменьше года. Когда пришло время расплачиваться, компания с которой он сотрудничал, предложила взамен денег акции, что безрассудно возмутило Николу. В результате его оклеветали и сделали все допустимое дабы не платить ему.

Открытие собственного бизнеса

Всеми одураченный и никому не надобный ученый начал подрабатывать на стройках, и перебиваться небольшими подачками, которые он получал. Тяжелые времена свели его с Брауном, прежний инженер рассмотрел способности Николы и предложил своим немногочисленным друзьям поддержать изобретателя материально. В скором времени Тесла открыл свой личный бизнес «Tesla Electric Company». Офис находился неподалеку он основного отделения компании Эдисона, и не спроста, Тесла хотел показать Эдисону чего он сумеет добиться и как много тот утратил. В скором времени уйма заказов предисловие поступать в «Tesla Electric Company» со всех уголков США. В 1887 году стартовало великое противостояние 2-х компаний которую прозвали «Война токов».
В 1888 году Джордж Вестингауз выкупил у Теслы около 40 патентов и в всеобщей трудности уплатил ему 1 миллион баксов. Он был тем, кто предложил ученому работу над совершенствованием моторов переменного тока. Но рамки, в которые его ставили, скоро наскучили изобретателю и он возвратился к работе в Нью-Йорке. Огромную часть времени он проводил в работе над своими задумками и дюже редко выходил во внешний мир.

Новое начало

Во время его работы над увеличением диапазона воспринятия частоты магнитных полей в его лаборатории случился пожар. Безусловно все сгорело начисто, его новые изобретения и планы были утеряны. Сам ученый хоть и был огорчен фактом утери многих лет работы, как ни необычно воодушевился объяснив это тем что он сумеет все восстановить и допустимо даже отменнее. Спонсорами в его новом плане стала компания «Ниагарских водопадов» которая выделила ему 100 тысяч баксов на обустройство нового помещения. Позже этого ученого пригласили в Колорадо Спрингс где дюже зачастую были грозы, это явление заинтересовало Николу, и он начал изыскания. Деньги на данный раз выделила компания «Уолдорф-Астория». В один из моментов изыскания он выявил результат стоячих электромагнитных волн что привело его к мысли о транспортировке электроэнергии без использования провода.

Эксперименты

Дальнейшим шагом в его изысканиях стало создание стоячих электромагнитных волн в лабораторных условиях. С подмогой новоизобретенных индукционных катушек он сумел преобразовывать энергию тока с нескольких тысяч до нескольких миллионов вольт, при частоте в 150 герц. Первые пробы были неудачными из-за поломки электростанции, которая применялась как источник питания, но Тесла самосильно отремонтировав ее принялся за изыскания снова. Разряды тока были настоль крепкими что их дозволено было услышать на расстоянии 20 километров, а земля в радиусе километра тряслась будто при землетрясении.
Все эксперименты, проведенные им за данный период, были опубликованы и помогли иным ученым в становлении их планов. В 1902 году ученый переехал за город и начал строительство вышки, по средствам которой он планировал изучать передачу электричества через воздух. Его спонсоры, узнав об отклонении от обозначенных планов, прекрастили с ним все связи, в результате ему пришлось продать все собственность дабы оплатить задолжности. А в 1917 году правительство истребило незавершенную вышку предположив, что ее используют для шпионажа вражеские страны.

Последние годы

В 1914 году в Сербии начались предпосылки к войне и Тесла организовал сбор средств для поддержки армии. Также он начал трудиться над созданием оружия которое сумело бы истребить войну раз и навечно, но план остался на стадии идеи. В 1915 году его номинировали на Нобелевскую премию, в тоже время что и Эдисона. Оба ученых настоль мощно ненавидели друг друга что оба отказались он нее лишь бы не разделять это звание.
1917 год стал годом небольшого дебоша, Николу наградили медалью Эдисона за достижения в области физики, но он отказался ее получать, аргументируя это тем что она носит имя лжеца и похитителя.
В 1917 году Тесла изобрел радио метод для подводного выявления разных военных объектов. Вплотную до 1926 года он работал над созданием бензиновой турбины по заказу одной из финансировавших его ранее компаний. В 1937 году во время ночной прогулки ученого сбила машина и он сломал себе ребра. Достаточно длинное время он провел в клинике с воспалением легких которое появилось как осложнение позже аварии. Когда ученый пошел на поправку он перебрался в отель, в котором жил. 7 января 1943 года к нему приехал с визитом его племянник, тот, что стал последним человеком с которым общался Никола Тесла.

• Никола Тесла утверждал, что никогда не отдыхал больше 2-х часов в день. Учёный основную часть своего времени проводил в лаборатории, а некогда, увлёкшись особенно увлекательной задачей, провёл за работой 84 часа подряд, не ощущая при этом никакой усталости. Однако, в этом он был не одинок: многие великие люди спали каждого по несколько часов в день.
• С тех пор как молодой Никола Тесла оставил дом своих родителей, учёный никогда не имел собственной недвижимости, непрерывной квартиры либо дома. Всё своё время он проводил в лабораториях, а в последние годы жил в разных гостиницах Нью-Йорка.
• В те времена о Тесле ходило много слухов. Один из самых ужасный был о том, что у Теслы в лаборатории был агрегат для вызова землетрясения и он теснее не один раз «шатал» Манхэттен. На самом деле это был громадный высокочастотный генератор с поршнем и платформой, тот, что подлинно могли дюже мощно вибрировать, из-за чего дрожало всё здание.
• В детстве грядущему изобретателю зачастую казались тролли, призраки, великаны. Это заканчивалось истериками и припадками.

Награды:

• Кавалер черногорского Ордена князя Данило I 2-й степени (1895).
• Кавалер Большого креста Ордена Белого льва (Чехословакия) (1891).
• Медаль Эдисона (AIEE, 1916)
• Медаль Джона Скотта (1934)

«В космическом пространстве существует некое ядро откуда мы черпаем умения, силы, воодушевление. Я не проник в тайны этого ядра, но знаю, что оно существует». «Великие тайны нашего бытия еще только предстоит разгадать, даже гибель может оказаться не концом». «Действие даже самого крошечного существа приводит к изменениям во каждой вселенной». (Никола Тесла)

1. Юность

Последовательное становление общества животрепещуще зависит от способности к изобретательству. Это самое значимое проявление его творческого рассудка, высшей целью которого является полное господство над физическим миром, применение сил природы для надобностей человека. К этому и сводится нелегкая задача изобретателя, итоги которого нередко остаются непонятыми и неоцененными. И тем не менее его усилия с лихвой компенсируются радостью и удовлетворением от проявлений его способностей и от сознания своей принадлежности к тому исключительному привилегированному классу, без которого род человеческий давным-давно бы вымер в озлобленной борьбе с жестокими стихиями. Что касается меня, эти роскошные удовольствия мне довелось испытывать так зачастую, что многие годы моей жизни пронеслись, как небольшой короткометражный фильм о непрекращающемся фуроре. Меня считают одним из самых ретивых тружеников, и, допустимо, это правильно, если мышление эквивалентно работе, так как ему я посвящал примерно все часы бодрствования. Но если работу толковать как определенные действия в установленное время в соответствии со суровыми правилами, тогда меня дозволено считать самым огромным лентяем.
Всякое вынужденное усилие требует жертвоприношения - жизненной энергии. Я никогда не платил такую цену. Напротив, мои мысли вели меня к фурору. Пытаясь связно и верно перечислить свои занятия в этом рассказе о моей жизни, я вынужден буду детально, правда и без специального мечты, останавливаться на тех ощущениях моей юности и на тех обстоятельствах и событиях, которые содействовали определению моей карьеры. Наши первые пристрастия - чисто инстиктивные побуждения живого и необузданного воображения. По мере взросления рассудок начинает вступать в свои права и мы становимся все больше и больше морально упорядоченными и способными планировать что-то дельное. Но те ранние толчки, пускай и не дюже плодотворные, имеют значимое значение и могут быть вестниками судьбы и формировать наше грядущее. Финально, сейчас я ощущаю с специальной остротой, что если бы я понимал эти порывы и поблажал им, взамен того дабы подавлять их, то значительно увеличил бы ценность того, что я оставил миру.
Но только повзрослев реально, я осознал, что я изобретатель. Тому было несколько причин. Во-первых, у меня был невиданно гениальный брат, один из тех редких людей с уникальными умственными способностями, попытки объяснить которые в биологических изысканиях были бесплодны. Его несвоевременная гибель оставила неутешными моих земных родителей (позднее я объясню, что я имею в виду под «земными родителями»). У нас была лошадь, которую нам подарил один из наших близких друзей. Это было ошеломительное звериное арабских кровей, владеющее примерно человеческим умом. Каждая семья любила ее и заботилась о ней, никогда не забывая тот чудесный случай, когда эта лошадь спасла жизнь моему дорогому папе. Некогда зимней ночью его вызвали по неотложному делу, и, когда он ехал верхом в горах, кишащих волками, лошадь напугалась и понесла, круто сбросив папы на землю. Домой она возвратилась окровавленная и изнеможенная, но как только была поднята тревога, здесь же кинулась обратно к месту, где это случилось, и, когда поисковая группа была еще вдалеке от него, папа встретил ее теснее верхом. Он пришел в себя и сел на лошадь, даже не поняв, что пролежал несколько часов на снегу. Эта лошадь была виновна в увечьях моего брата, от которых он скончался. Я был свидетелем этой ужасной сцены, и, правда с тех пор прошло много лет, она встает перед моими глазами с той же трагической силой. Когда я припоминаю достижения брата, все мои старания тускнеют в сопоставлении с ними. Что бы я ни делал такого, что заслуживало похвалы, это вызывало у моих родителей лишь еще большее чувство тяжести утраты, следственно я идеально не верил в свои силы.
Но меня отнюдь не считали глупым мальчуганом, если судить по одному случаю, тот, что я дюже классно помню. Как-то раз несколько членов нашего городского управления переходили улицу, где я играл с другими ребятами, и старейший из этих почтенных джентльменов, богатенький господин, приостановился, дабы дать нам по серебряной монетке. Подойдя ко мне, он внезапно скомандовал: «Посмотри мне в глаза». Я встретился с ним взором, теснее протягивая руку за желанной монетой, как внезапно, к моему ужасу, он сказал: «Нет, вот ты ничего от меня не получишь, уж слишком ты находчивый». В семейном кругу обо мне, бывало, рассказывали смешные истории. У меня были две ветхие тетки с морщинистыми лицами. У одной из них два зуба торчали, как бивни у слона, и они дословно вонзались в мою щеку весь раз, когда она меня целовала. Ничто меня так не пугало, как надобность бывать в обществе этих дружественных, непривлекательных родственниц. Как-то, когда я был на руках у мамы, они спросили меня, кто из них прекраснее. Позже внимательного постижения их лиц я ответил с раздумчивым выражением лица: «Вот эта не такая уродина, как та».

Милутин Тесла,
папа изобретателя
И еще. С самого рождения меня непрерывно угнетала мысль о том, что я должен буду стать священнослужителем. Я мечтал быть инженером, но мой папа твердо стоял на своем. Он был сыном офицера, тот, что служил в армии великого Наполеона, и так же, как его брат, академик математики в элитном институте, получил военное образование, но позже, что достаточно странно, принял нравственный сан и добился на этом поприще высокого расположения. Он был дюже эрудированным человеком, правдивым естествоиспытателем, писателем и писателем, а его проповеди производили на прихожан такое ощущение, что они сопоставляли его с прославленными проповедниками. У него была такая гениальная память, что он с легкостью точно приводил цитаты из сочинений на нескольких языках. Зачастую он говаривал шутя, что, если бы некоторые из произведений классиков были потеряны, он мог бы восстановить их по памяти. Все восторгались жанром его письма. Он излагал свои мысли короткими предложениями, интенсивными остроумием и иронией. Его шутливым высказываниям неизменно было характерно характерное своеобразие. Для иллюстрации могу привести несколько примеров. Был у нас работник на ферме, косой, по имени Мане. Некогда, когда он рубил дрова, мой папа, стоявший неподалеку, при всяком взмахе топора пугливо предупреждал: «Ради всевышнего, Мане, руби не то, что видишь, а то, что надобно разрубить».
Как-то раз папа поехал на прогулку совместно с знакомым, и тот неряшливо обронил подол драгоценный меховой шубы на колесо экипажа. Папа подметил: «Подбери подол, а то ты протрешь мне шину». У него была необычная повадка говорить с самим собой, и частенько он вступал в жаркую дискуссию на различные голоса. Непосвященный слушатель мог поклясться, что в комнате находятся несколько человек.
Правда моей наклонностью к изобретательству я обязан влиянию матери, папа, абсолютно, помогал моему становлению. Он придумывал для меня особые и крайне многообразные упражнения. Скажем, угадывать мысли друг друга, находить неправильности в некоторых выражениях, повторять длинные предложения по памяти либо изготавливать вычисления в уме. Эти каждодневные уроки были направлены на совершенствование памяти, становление логичного мышления, понимания причин и следствий и исключительно содействовали становлению скептического мышления - они все безоговорочно были дюже пригодны.

Георгина (Джука) Мандич,
мать Николы
Моя мать происходила из одной из старейших семей страны. Семья славилось целым рядом изобретателей. И ее папа, и дедушка являлись авторами многочисленных усовершенствований разных машин для домашнего хозяйства, для сельскохозяйственных работ, и не только. Мать была подлинно необыкновенная женщина, дюже способная, мужественная, крепкая духом, отважно преодолевавшая трудности жизни и прошедшая через много нелегких испытаний. Когда ей было шестнадцать лет, в стране запылала ужасная эпидемия. В неимение папы, которого вызвали причащать умирающих, она помогала соседней семье, несколько членов которой умерли от тяжкой болезни. Она обмывала тела, одевала мертвых, украшала цветами в соответствии с обычаем страны, и когда папа возвратился, все было готово к совершению христианских похорон.
Моя мать была изобретателем по призванию и, я уверен, достигла бы огромных триумфов, если бы жила в наше время с его разнообразными вероятностями. Она придумывала и улучшила разные виды инструментов и приспособлений для вязания, создавая очаровательные узоры из нитей, которые сама и пряла. Она сама даже сеяла и выращивала растения, из которых после этого получала волокно. Она неустанно работала с восхода солнца до поздней ночи, и огромная часть нашей одежды и мебели тоже сделаны ее руками. Ей было теснее за шестьдесят, но у нее были все еще такие искусные пальцы, что, как говорится, ты и моргнуть не поспеешь, как она три узелка завяжет.
Мое позже пробуждение имело и иную, больше главную причину. В отрочестве я страдал странным недугом - мне являлись какие-то образы, зачастую сопровождаемые вспышкой света, которые искажали вид реальных предметов и мешали моим мыслям и действиям. Это были картины из жизни и предметы, которые я подлинно видел, а не вымышленные. Когда ко мне обращались, я ясно видел предмет, о котором шла речь, притом так отчетливо, что изредка я сомневался, материален ли он либо нет. Это причиняло мне огромное неудобство и вызывало тревогу. Никто из психологов либо физиологов, к которым я обращался, не могли мне удовлетворительно объяснить эти странные явления. Они кажутся уникальными, правда не исключено, что я был преемственно предрасположен к этому недугу, потому что я знаю, что мой брат также страдал от него.
Я выдвинул свою теорию: видения были рефлекторным отражением на сетчатку глаза сигналов от мозга при его мощном возбуждении. Это, финально, не было галлюцинацией, которая зарождается в больном и испытывающем муки сознании, потому что во всех других отношениях я был абсолютно типичным и уравновешенным. Для того дабы осознать мои переживания, представьте себе, что мне пришлось присутствовать на похоронах либо на сходственном воздействующем на нервы событии. Позже этого, в ночной тишине, перед моими глазами супротив моего мечты всенепременно появится пронизывающая мой мозг живая картина этой сцены и не исчезнет, невзирая на все мои попытки изгнать ее. Если мои предположения верны, то, возможно, допустимо спроецировать на экран всякий замышленный образ и сделать его видимым. Такое достижение внесло бы кардинальные метаморфозы в человеческие отношения. Я не сомневаюсь, что это диво допустимо и к нему придут в грядущем. Могу добавить, что я скрупулезно обдумывал вероятность решения этой задачи.
Я пробовал передавать картину, которая была в моем сознании, человеку, находящемуся в иной комнате. Дабы освободиться от невыносимых образов, я усердствовал сосредоточить свое внимание на чем-то ином, виденном мной прежде; таким образом я чувствовал временное упрощение, но для достижения этого я должен был непрерывно вызывать в воображении новые образы. Дюже скоро я нашел, что все образы, которыми я располагал, истощились; мое «кино», если дозволено так сказать, стремительно прокрутилось, так как я немного где бывал и видел только то, что было в доме и в ближайшей округе. Когда я проводил такие «сеансы» во 2-й либо в 3-й раз, для того дабы изгнать с глаз долой эти видения, мой способ с всем разом терял свою силу. Тогда я, следуя инстинктивному побуждению, начал мысленно выходить за пределы своего приятеля малого мирка и накапливать новые ощущения. Вначале они были дюже непонятными и как бы улетучивались, когда я усердствовал сосредоточить на них свое внимание. Но понемногу они стали вырисовываться все ярче и отчетливее и в конце концов купили форму реальных пророческой.
Скоро я сделал открытие, что славнее каждого я ощущаю себя, когда получаю целую вереницу новых ощущений, и тогда я начал путешествовать - в своем воображении, разумеется. Всякую ночь, а изредка и в дневное время, когда я оставался тет-а-тет с собой, я отправлялся в свои путешествия - видел новые места, города и страны, жил там, заводил знакомства, приобретал друзей, и правда это может показаться немыслимым, но факт то, что они были мне так же дороги, как и друзья в реальной жизни, нисколько не менее блестящие в своих проявлениях. Проделывал я это непрерывно лет до семнадцати, до той поры, когда я серьезно настроился на изобретательство. Тогда я с радостью нашел, что с немыслимой легкостью могу представить в воображении все, что пожелаю. Мне не необходимы были модели, чертежи либо навыки. Я мог все это столь же реально изобразить в уме. Таким образом, я неосознанно приблизился, как мне казалось, впритирку к вероятности развить новейший способ материализации изобретательских доктрин и идей, тот, что бесстрашно противоборствует экспериментальному и является, по моему суждению, значительно больше стремительным и результативным.
Когда изобретатель конструирует некое устройство, с тем дабы реализовать сырую идею, он с неизбежностью сталкивается с массой нерешенных мелких задач по деталям и по работе его детища. По ходу их решения он теряет свою первоначальную сконцентрированность на основной идее. Получить итог дозволено, но при этом неизменно ценой потери качества. Мой способ другой. Я не спешу начинать фактическую работу. Когда у меня появляется идея, я начинаю реализовывать ее в моем воображении - меняю конструкцию, ввожу совершенствования и мысленно привожу устройство в действие. Для меня безусловно несущественно, мысленно ли я запускаю свою турбину либо испытываю ее в мастерской. Я даже примечаю, когда нарушается ее балансировка. О каком бы механизме ни шла речь, нет никакой разницы - итог будет тот же. Таким образом я могу стремительно прорабатывать и совершенствовать свой план, ни к чему не прикасаясь.
Когда достигнут этап заключения плана - все допустимые поправки и совершенствования внесены и слабых мест не осталось, - я обращаю данный финальный продукт моей умственной работы в материализованную форму. И неизменно мое устройство работало так, как и должно было по моему плану, и опытная проверка проходила верно так, как я планировал. За двадцать лет не было ни одного исключения. Отчего должно было быть напротив?
Инженерная работа в области электричества и механики отличается точностью итогов. Вряд ли найдется объект, устройство и работа которого не поддаются заблаговременному постижению и математическому изложению на основе имеющихся теоретических и фактических данных. Осуществление на практике незрелой идеи, как это обыкновенно происходит, я считаю потерей энергии, денег и времени.
Мои юношеские огорчения были, впрочем, вознаграждены другим образом. Постоянное умственное напряжение содействовало становлению острой внимательности и дозволило мне найти в себе кое-что дюже главное. Я подметил, что происхождению мысленных образов неизменно предшествовало мое слежение наяву каких-нибудь событий при специальных и, как водится, дюже странных условиях, и в всяком случае я вынужден был восстанавливать начальное настоящее ощущение. Через некоторое время я мог это делать, не прилагая усилий, примерно механически, и добился необыкновенной легкости в установлении связи между поводом и следствием. А скоро я осознал, к своему изумлению, что всякая возникавшая у меня мысль была подсказана ощущением извне. Не только данный значимый этап в постижении себя, но и все другие мои шаги в этом направлении были подсказаны мне сходственным образом.
С течением времени для меня стало идеально явственным, что я представляю собой легко автомат, наделенный способностью изготавливать определенные движения в результат на сигналы органов чувств и способный соответственно думать и делать. На практике это привело к становлению остававшихся до сего времени крайне несовершенными методов управления механическими устройствами на расстоянии. Впрочем спрятанные вероятности их модернизации будут со временем выявлены. В течение ряда лет я разрабатываю самоуправляемые автоматы и верю, что дозволено сотворить механизмы, которые будут делать так, будто они способны думать в ограниченных пределах, и которые произведут революцию во многих торговых и индустриальных отраслях.

Мемориальный центр в селе Смилян, родине Николы Теслы

Мне было около двенадцати лет, когда я обучился изгонять волевым усилием образы из моего сознания, но я никак не мог контролировать происхождение вспышек света, о которых теснее рассказывал. Они, вероятно, были самым необычным, самым необъяснимым явлением в моей жизни. Обыкновенно это случалось, когда я оказывался в опасных либо дюже неприятных обстановках либо в состоянии крайней эйфории. Изредка я видел, что каждый воздух вокруг меня наполнен танцующими языками пламени. Яркость этих живых картин со временем отнюдь не ослабевала и, как мне помнится, достигла максимума, когда мне было приблизительно двадцать пять лет.
В 1883 году, когда я был в Париже, знаменитый французский фабрикант пригласил меня поохотиться, и я принял его приглашение. Позже длинного периода неотлучной работы на заводе свежий воздух восхитительно и живительно подействовал на меня. Вечером, по возвращении домой, я ощутил, что мой мозг дословно охвачен пламенем. Чувство было такое, будто в него вселилось маленькое светило, и я всю ночь прикладывал холодные компрессы к моей измученной голове. Помаленьку вспышки стали реже и не такими насыщенными, но понадобилось огромнее 3 недель, дабы они прекратились. Безусловно, что, когда последовало вторичное приглашение, я категорично отказался.
Эти световые явления все еще дают о себе знать время от времени, скажем, когда у меня неожиданно появляется новая идея, открывающая крупные вероятности, но я теснее примерно не реагирую на них, так как интенсивность их касательно невелика. Когда я закрываю глаза, то непоколебимо сначала появляется ровный темно-синий фон, сходственный небу в ясную, но беззвездную ночь. Через несколько секунд данный фон оживает, покрываясь блестящими зелеными хлопьями, которые бесчисленными рядами надвигаются на меня. После этого справа возникает красивый узор из перпендикулярных систем, состоящих из параллельных, близко расположенных линий, самых многообразных цветов с преобладанием желтого, зеленого и золотистого. Сразу позже этого линии становятся ярче, и все пространство наполняется искристым мерцанием светящихся точек. Эта картина медлительно сдвигается налево, пересекая поле обзора, и секунд через десять пропадает, оставляя за собой достаточно малоприятный, ничем не оживленный серый фон, пока не наступает дальнейшая фаза.
Весь раз, раньше чем уснуть, я вижу проносящиеся передо мною образы людей либо предметов. Их возникновение обозначает, что я на краю засыпания. Если же их нет и они отказываются возникать, значит, предстоит бессонная ночь. Дабы показать, насколько важным было воображение в моей юности, я приведу дальнейший странный случай.
Как и множество детей, я любил прыгать, и у меня было напористое желание прыгнуть так, дабы подольше продержаться в воздухе. Изредка с гор дул мощный ветер, богато интенсивный кислородом, и тогда мое тело становилось легким, как пушинка, и я подпрыгивал и длинно парил в пространстве. Меня приводило в фурор это чувство, но каким же болезненным было мое разочарование потом, когда я перестал себя врать.
В то время я купил много двойственных странностей во вкусах и повадках; в возникновении некоторых из них дозволено проследить влияние внешних ощущений, а другие вообще необъяснимы. Я испытывал острое омерзение к женским серьгам, а другие украшения, скажем, браслеты, нравились мне в той либо другой мере - в зависимости от того, насколько прекрасно они были сделаны. При виде жемчуга я оказывался на краю припадка. Но меня абсолютно завораживало сверкание кристаллов либо предметов с острыми гранями и гладкими поверхностями. Я бы ни за что не дотронулся до волос иного человека, разве что под дулом пистолета. Меня лихорадило при взоре на персик, и если в доме где-то завалялся ломтик камфары, я чувствовал невообразимый дискомфорт.
Даже теперь мне небезразличны некоторые из этих выводивших меня из баланса воздействий. Когда я роняю маленькие бумажные квадратики в тарелку с жидкостью, я неизменно чувствую странный жуткий вкус во рту. Я считал, сколько шагов сделал во время прогулок, и вычислял в кубических единицах объемы тарелки супа, чашки кофе либо куска пищи, напротив я не чувствовал удовольствия от еды. Сумма каких-нибудь действий либо рабочих операций, которые мне доводилось исполнять в некоей повторяющейся последовательности, должна была делиться на три, и, если это не получалось, я начинал вначале, даже если на это уходило несколько часов.
До восьми лет я отличался слабым и нерешительным нравом. Мне не хватало ни сил, ни мужества принимать твердые решения. Чувства накатывали на меня волнами и бросали из одной крайности в иную. Моим желаниям была свойственна всепоглощающая сила, и они множились, как головы сказочного змея. Меня угнетали мысли о житейских мучениях и бренных муках и духовный ужас. Я был порабощен суевериями и жил, непрерывно боясь происхождения гневных духов, привидений, великанов-людоедов и других ужасных чудищ из мира тьмы. И внезапно, неожиданно, случилось ошеломляющее метаморфоза, которое преобразило все мое существование.
Огромнее каждого я любил книги. У папы была огромная библиотека, и при всем комфортном случае я усердствовал удовлетворить свою страсть к чтению. Он не только не разрешал мне этого, но впадал в бешенство, когда заставал меня за этим занятием. Он стал прятать свечи, когда нашел, что я читаю тайком. Он не хотел, дабы у меня портилось зрение. Но мне удалось раздобыть свечное сало, позже чего я сделал фитиль, оловянную форму и сам отливал свечи. Всякую ночь я затыкал замочную скважину и щели и читал, зачастую до рассвета, когда все еще спали, а мать приступала к своим тяжелым ежедневным обязанностям. Как-то я наткнулся на сербский перевод романа под наименованием «Аоафи» («Сын Абы») знаменитого венгерского писателя Йосика. Эта книга пробудила во мне дремлющие волевые задатки, и я начал воспитывать в себе способность к самоконтролю. Сначала моя смелость таяла, как снег в апреле, но через некоторое время я одержал победу над своей слабостью и испытал никогда ранее не изведанное наслаждение от того, что обучился доводить дело до конца.
С течением времени эти активные умственные упражнения стали моей 2-й натурой. Сначала мне доводилось подавлять свои мечты, но потихоньку они начали совпадать с тем, что диктовала свобода. Позже нескольких лет тренировок я добился такой полноты владения собой, что играючи обуздывал страсти, которые завершались аварией для многих самых крепких людей. Был период, когда я, как маньяк, предался азартным играм, что дюже обеспокоило моих родителей. Засесть за карты было для меня наивысшим наслаждением.

Никола Тесла
в национальном
сербском костюме, 1880
Мой папа вел приблизительный образ жизни и не мог смириться с бессмысленными тратами времени и денег, в которых я себе не отказывал. Я был выполнен смелости, но мои аргументы оставляли хотеть лучшего. Традиционно я говорил папе: «Мне ничего не стоит кинуть в всякий момент, но для чего отказываться от того, что приносит райское наслаждение?» Не раз он давал свободу гневу и обрушивал на меня свое пренебрежение, но реакция матери была другой. Она понимала природу человека и знала, что путь к спасению пролегает только через его личные усилия. Мне запомнилось, как некогда, когда я проиграл все свои деньги и упрашивал дать мне еще, чтоб отыграться, она подошла с пачкой дорогих бумаг и сказала: «Иди и развлекись, чем скорее ты проиграешь все, что у нас есть, тем будет класснее. Я знаю, что ты покончишь с этим». Она была права. В тот день и в той игре я поборол свою страсть, и так легко, что даже сожалел, что она не была в сто раз мощней. Я не примитивно обуздал ее, но выдернул из своего сердца, дабы не оставалось даже следа мечты. С тех пор любая азартная игра вызывает у меня такой же интерес, как ковыряние в зубах.
Был период, когда я настоль пристрастился к курению, что это грозилось подорвать мое здоровье. Но здесь вступилась моя свобода, и я не только прекратил, но и подавил малейшую тягу к курению. Много лет назад у меня стало пошаливать сердце, но как только я узнал, что виной тому девственная чашечка кофе по утрам, я мгновенно отказался от нее, правда, сознаться, это была задача не из легких. Таким образом, я контролировал и укрощал другие повадки и страсти, что не только сохранило мою жизнь, но и дало мне большое удовлетворение. Однако, для кого-нибудь это, может быть, было бы лишением и жертвой.
Позже заключения учебы в высшем техническом училище и институте у меня наступило полное нервозное расстройство, и во время болезни со мною происходили абсолютно восхитительные и необъяснимые вещи…

2. Пережитый навык необычного

Я коротко остановлюсь на пережитом навыке протекавших со мною странных явлений, потому что они, возможно, могут представить интерес для постигающих психологию и физиологию, а также и потому, что данный период моих терзаний имел специальное значение для становления моих мыслительных способностей и моих последующих работ. Но вначале нужно рассказать о предшествующих обстоятельствах и условиях, в которых, быть может, заключено частичное трактование этих явлений.
С детства я был вынужден сосредоточивать свое внимание на самом себе. Правда это и причиняло мне много мучений, но, как я понимаю сейчас, это было в то же время и благом, т.к. обучило меня оценить по превосходству наиглавнейшую роль самонаблюдения для сохранения жизни, а также и как средство достижения цели. Напряжение работы и непрекращающийся поток ощущений, вливающийся в наше сознание через все врата знания, делают нынешнее существование опасным во многих отношениях. Множество людей настоль погружены в протекающее непринужденно вокруг них и в мире вообще, что они идеально не обращают внимания на то, что происходит внутри них самих. Основная повод миллионов несвоевременных гибелей состоит именно в этом. Даже среди тех, кто заботится о себе, распространенной оплошностью является предотвращение угроз воображаемых и пренебрежение реальных. И то, что правильно для одного человека, относится больше либо менее ко каждому людям вообще.
Умеренность была мне не дюже-то свойственна, но я всецело вознагражден позитивным навыком, которым я сейчас располагаю. Приведу пару примеров - в вере привлечь некоторых читателей к моим тезисам и убеждениям. Не так давным-давно я возвращался в свою гостиницу. Вечер выдался дюже леденящий, было склизко, и не было такси. За мною шел мужчина, тот, что, вероятно, так же как и я, тяготился обнаружить убежище. Невзначай мои ноги оказались в воздухе. В тот же миг у меня в голове появилась вспышка света. Сработала нервозная система, и мышцы мигом среагировали. Я развернулся на 180 градусов и приземлился на руки. Я продолжал идти, будто ничего этого не было и в помине, когда незнакомец нагнал меня и, скептически оглядев, спросил: «Сколько вам лет?» Я ответил: «Скоро 59, а что?» Он сказал: «Знаете, я видел, как это делают кошки, но чтоб люди - никогда».
Около месяца назад я хотел заказать очки и пошел к окулисту, тот, что сделал обыкновенную проверку зрения. Он посмотрел на меня с изумлением, когда я с легкостью прочитал самый мелкий шрифт на довольно большом расстоянии. Но он был идеально сражен, когда узнал, что мне теснее огромнее шестидесяти. Мои друзья зачастую подмечают, что мои костюмы неизменно чудесно сидят на мне, но они не знают, что моя одежда шьется по меркам, которые были сняты по крайней мере 15 лет назад и никогда не менялись. За все это время мой вес отклонялся от обыкновенного разве что на один фунт в ту либо иную сторону. Вот комичная история, связанная с этим.

Изобретатель Томас Эдисон
с ранней версией фонографа
Как-то зимним вечером в 1885 году г-н Эдисон, Эдвард X. Джонсон, президент Осветительной компании Эдисона, г-н Бачелор, руководящий завода, и я зашли в малое здание наоборот дома 65 по Пятой авеню, где были расположены рабочие кабинеты компании. Кто-то предложил угадывать вес присутствующих, и меня принудили встать на весы. Эдисон ощупал меня каждого и заявил: «Тесла весит 152 фунта с точностью до унции» - и это было идеально правильно. Без одежды я весил 142 фунта и теперь удерживаю тот же вес. Я спросил шепотом у г-на Джонсона: «Каким образом Эдисон с такой точностью определил мой вес?» Понизив голос, он ответил: «Никому не говорите, пускай это останется между нами. Длинное время он работал на чикагской скотобойне, где ему доводилось взвешивать тысячи свиных туш каждодневно. Вот таким образом, мой друг».
Мой друг, глубокоуважаемый Чонси М. Дэпью, рассказывал об британце, с которым он поделился одним из своих оригинальных приколов, и тот слушал его с недоумением. Но год через громко расхохотался. Должен сознаться, что мне потребовалось еще огромнее времени, дабы оценить шутку Джонсона. Таким образом, мое отменное настроение является примитивно итогом осторожного размеренного образа жизни, и, вероятно, самое чудесное, что в юности болезни трижды довели меня до физического истощения настоль полного, что врачи отказывались от меня. Больше того, из-за невежества и легкомыслия я попадал во всевозможные затруднения, неприятности и небезопасные обстановки, из которых выпутывался как по волшебству. Я и тонул, и был погребен, меня и теряли, и замораживали. Я был на волосок от смерти от яростных собак, кабанов и других диких зверей. Я переболел тяжелыми заболеваниями, меня преследовали горемычные случаи, и то, что я выжил и остался здоровым, это легко диво.
Но когда я оглядываюсь на все эти события, я испытываю уверенность, что мое спасение не было примитивно случайностью, но воистину было предопределено высшей силой. Сущность усилий изобретателя-упрощение либо спасение жизни. Использует ли он при этом разные силы, совершенствует ли механизмы либо создает новые комфорта для нашего существования - он делает его больше безвредным. Всякий изобретатель к тому же отменнее, чем обыкновенный человек, горазд защитить себя в опасной обстановки, от того что он больше наблюдателен и находчив. Если бы у меня не было других доказательств того, что я в какой-то мере владею такими качествами, я бы обнаружил их в следующих нескольких примерах из жизни. Читатель сумеет сам судить об этом.
Некогда, когда мне было лет 14, я захотел напугать моих друзей, с которыми мы совместно купались. Я решил нырнуть под кое-что длинное и плавучее как бы плота и спокойно вынырнуть с иной стороны. Плавать и нырять я обучился так же безусловно, как утка, и я был абсолютно уверен, что мой подвиг будет удачен. И вот я нырнул в воду и, когда меня никто не видел, поплыл в противоположную сторону. Думая, что я теснее добрался до конца сооружения, я стал подыматься на поверхность, но, к моему ужасу, ударился о балку. Финально, я вновь нырнул и поторопился стремительными гребками с силой продвинуться вперед, но ощутил, что мне не хватает дыхания. Я испробовал вынырнуть повторно и вновь ударился головой о балку. Отчаяние охватило меня. Я собрал последние силы и сделал третью безрассудную попытку, но итог был тот же. Я огромнее не мог задерживать дыхание, это была нестерпимая пытка, мысли стали несвязными, и я ощутил, что тону.
В тот момент, когда расположение казалось идеально безвыходным, внезапно случилась та самая знакомая вспышка света, и в моем сознании очевидно обозначилась деревянная конструкция, которая находилась над моей головой. Будучи примерно без сознания, я ощутил либо додумался о том, что между поверхностью воды и балками должно было быть некоторое пространство. В полубессознательном состоянии я подплыл туда, прижал губы прямо к планкам и умудрился вдохнуть немножко воздуха, к сожалению, совместно со струей воды, от которой я чуть не захлебнулся. Повторив эту процедуру несколько раз, как во сне, до тех пор, пока мое яростно колотившееся сердце не утихомирилось, я, наконец, овладел собой. Позже этого я много раз бесплодно нырял, абсолютно утратив чувство ориентации, но, в конце концов, благополучно выбрался из этого плена, когда мои друзья теснее утратили каждую веру и искали в воде мое тело. Тот купальный сезон для меня был испорчен из-за моего безрассудства, но скоро урок был позабыт, и теснее через два года я попал еще в больше затруднительное расположение.
Около города, где я учился в то время, находилась огромная мельница с дамбой через реку. Как водится, вода бывала на два-три дюйма выше плотины, и подплывать туда было не дюже небезопасно, что я частенько и проделывал. Некогда, я пошел к реке один, дабы, как неизменно, получить наслаждение от такого веселия. Когда я был теснее неподалеку от каменной кладки, я с ужасом подметил, что вода поднялась и меня все стремительней уносит течение. Я постарался уплыть в сторону, но было теснее поздно. К счастью, меня не перебросило через дамбу - я спасся, смогши ухватиться за нее обеими руками. Мне сдавило грудь, и я едва мог удерживать голову на поверхности. Вокруг не было ни души, и мои крики о помощи заглушал рев водопада. С неторопливой неотвратимостью силы оставляли меня, и я больше не мог противоборствовать напору воды. И когда я теснее примерно был готов к тому, что разобьюсь о камни внизу, в блестящей вспышке света мне предстала знакомая формула правила гидравлики, по которой давление движущейся жидкости пропорционально площади, которая ей противоборствует, и я механически повернулся на левый бок. Как по волшебству, давление уменьшилось, и мне стало касательно легко выдерживать силу течения. Но угроза все еще существовала. Я знал, что скоро меня понесет вниз, т.к. помощи мне ждать было не от кого, даже если бы я и привлек чье-то внимание, было теснее слишком поздно. Теперь я идентично обладаю обеими руками, но тогда я был левшой, и моя правая рука вовсе ослабла. Из-за этого я не мог рискнуть повернуться на иную сторону, дабы передохнуть, и мне ничего не оставалось, как, отталкиваясь руками от дамбы, медлительно продвигаться по нее. Я должен был изменить направление и двигаться в обратную сторону от мельницы, к которой был обращен лицом, потому что там было глубже и течение крепче. Это было длинное и невыносимое испытание, и я был на краю погибели в конце, где у берега плотина понижалась. Мне удалось из последних сил одолеть и эту преграду, и я упал, утратив сознание, когда оказался на храню, где меня и обнаружили. Я содрал примерно всю кожу с левого бока и несколько недель пролежал в лихорадке, пока не спала температура, и я поправился. Это каждого два из многих примеров, но и этого довольно, дабы показать, что если бы не мой инстинкт изобретателя, то некому было бы рассказывать вам эти истории.
Люди, у которых я вызывал интерес, зачастую спрашивали, как и когда я начал изобретать. Я могу ответить на данный вопрос, опираясь только на мои современные воспоминания, в свете которых первая памятная попытка была достаточно претенциозна, от того что она включала изобретение прибора и способа. Что касается прибора, у меня были предшественники, но способ оказался подлинным. А вышло это так.
У одного из моих товарищей по детским играм возникли настоящая удочка с крючком и рыболовные снасти; это встревожило всю деревню, и на иной день все кинулись ловить лягушек. Помимо меня, оставшегося дома, так как я был в ссоре с этим мальчуганом. Я никогда прежде не видел подлинного крючка и представлял себе, что это что-то необыкновенное, владеющее специальными свойствами, и был в отчаянии, что не в компании со всеми ребятами. И во мне появилась некая надобность делать. Я каким-то образом раздобыл кусок мягкой железный проволоки, заострил конец, расплющивая его двумя камнями, согнул его, дабы придать надобную форму, и привязал к крепкой веревке. После этого срезал удилище, набрал наживки и спустился к ручью, где было полно лягушек. Но я не мог поймать ни одной и теснее утратил было любую веру, но здесь решил испробовать поднести пустой крючок к лягушке, сидящей на пеньке, и покачать им перед ее носом. Вначале она застыла, потом выпучила покрасневшие глаза, начала раздуваться и, став в два раза огромнее, зло набросилась на крючок. Я неотлагательно подсек ее. И повторял то же самое много раз, и мой способ оказался безотказным. Когда мои товарищи, ничего не поймавшие, невзирая на свое очаровательное снаряжение, подошли ко мне, они легко позеленели от зависти. Длинное время я хранил свой секрет и наслаждался монополией, но, в конце концов, смилостивился перед Рождеством. Всякий мальчуган мог сейчас проделывать то же самое, и следующее лето для лягушек стало примитивно аварией.
В своей дальнейшей попытке, мне кажется, я действовал, подчиняясь первому инстинктивному толчку, что позднее стало моей преобладающей идеей - освоить энергию природы для нужд человека. Моим первым объектом применения стали майские жуки, либо июньские, как их называют в Америке, где их такое бесчисленное уйма, что они стали настоящим бедствием для страны. Изредка ветки деревьев даже ломались под их тяжестью. Кусты казались из-за них черными. Я привязывал четырех жуков к крестовине, насаженной на тонкий шпиндель, и она вращалась, передавая движение огромному диску. Таким образом извлекалась существенная «энергия». Эти труженики трудились очаровательно - стоило их запустить, и они кружились час за часом, и чем жарче было, тем ретивее они работали. И так продолжалось, пока не возник необычный мальчуган.
Он был сыном отставного офицера австрийской армии. Данный мальчишка ел майских жуков живьем и наслаждался так, будто то были первоклассные устрицы. Сцена была столь возмутительной, что она закончила мои начинания в этой многообещающей области и произвела на меня такое ощущение, что с тех пор я не в состоянии дотронуться не только до майского жука, но и до всякого насекомого.
Позже этого, как мне помнится, я принялся разбирать и собирать часы моего дедушки. Первая операция неизменно проходила благополучно, но вторая частенько заканчивалась неудачей. Кончилось это тем, что дедушка запретил мне трогать его часы, и в настоль неделикатной форме, что мне потребовалось целых тридцать лет, дабы вновь разобрать часы.
Немножко времени через я занялся изготовлением пневматического, так сказать, ружья, которое состояло из полой трубки, поршня и 2-х пеньковых затычек. Дабы произвести выстрел, конец поршня следовало прижать к животу, а трубку стремительно оттянуть назад двумя руками. Воздух между двумя затычками сжимался и подымался до высокой температуры, и одна из затычек вылетала с громким хлопком. Триумф зависел от везения при поисках трубки - с суживающимся концом и подходящим отверстием - среди обыкновенных прямых, что дозволено было обнаружить в нашем саду. Ружье получилось дюже классное, и я благополучно им пользовался, но единовременно в доме возникли выбитые стекла, и моя действие была прервана отнюдь не безболезненным образом.
Если мне не изменяет память, позже этого я начал вырезать сабли из подходящих кусков мебели, которую я мог раздобыть без труда. В то время я был увлечен сербской народной поэзией и восторгался подвигами героев. Я мог часами сражаться с моими недругами в обличье кукурузных стеблей, что привело не только к истреблению части посевов, но и к нескольким трепкам, полученным от моей матери. Больше того, это наказание было отнюдь не формальным, но абсолютно эмоциональным.

Дом Теслы и настоящее училище
(справа) в Госпиче
Все это и многое другое случилось до того, как мне исполнилось шесть лет и я проучился в первом классе исходной школы в деревне Смиляны, где жила наша семья. После этого мы переехали в ближайший город Госпич. Эта перемена места жительства стала для меня легко бедствием. Я не мог испытать, что пришлось расстаться с нашими голубями, цыплятами и овцами и с нашей восхитительной стаей гусей, которая зачастую по утрам взмывала к облакам утром, а на закате возвращалась с мест кормления в таком идеальном боевом порядке, рядами, что могла бы посрамить эскадрилью наилучших современных летчиков.
В нашем новом доме я был узником, отслеживающим за неизвестными людьми через зашторенные окна. Я был так застенчив, что скорее бы оказался лицом к лицу с рычащим львом, чем с одним из прогуливающихся щеголей. Но самая ужасная пытка была в воскресенье, когда я должен был приодеться и идти в церковь. Там со мною случился горемычный случай, от одного воспоминания о котором, даже многие годы через, у меня стынет в жилах кровь. Это было моим вторым приключением в церкви. Недавно до этого я оказался на малодоступной бедствие закрытым на ночь в ветхой часовне, которую посещали раз в году. Это был жуткий случай, но второе приключение было еще дрянней.
В городе жила богатая дама, недурная женщина, но с жалобами, и в церковь она приходила разодетая, в туалете с длиннющим шлейфом и со слугами. Некогда, в воскресенье, когда я только отзвонил на колокольне и мчался по лестнице вниз, я невольно прыгнул на шлейф этой гранд-дамы, которая в данный момент выходила из церкви. Шлейф оторвался со звуком, тот, что для меня прозвучал как ружейный залп необученных рекрутов. Мой папа был вне себя от гнева. Он слегка стукнул меня по щеке, и это было исключительное телесное наказание, которому он когда-либо подвергал меня, но я до сего времени примерно ощущаю это. Мое замешательство и смятение, последовавшие в итоге, не поддаются изложению. Я реально подвергся остракизму, и это продолжалось до тех пор, пока не случилось кое-что, что вернуло мне добродушное отношение социума.
Молодой деятельный торговец организовал пожарную часть. Приобрели новую пожарную машину, снабдили команду униформой и обучали ее для службы и проведения парадов. Машину прекрасно раскрасили в алый и черный цвета. В один из летних дней предстояло официальное испытание, и машину переправили к реке. Все население пришло полюбоваться восхитительным зрелищем. Когда все речи и церемонии были завершены, была дана команда качать насос, но из брандспойта не возникло ни капли воды. Преподаватели и специалисты пытались осознать, в чем дело, но безуспешно. Провал был полный, и тогда возник я.
О том, как устроен механизм, я не имел ни минимального представления и примерно ничего не знал о давлении, но подсознательно я нащупал в воде водозаборник и нашел, что он пустой. Когда я забрался в воду и расправил шланг, вода хлынула с таким напором, что пострадало много торжественных нарядов. Архимед, бегущий обнаженным по улицам Сиракуз и кричащий изо всех сил «Эврика!», не произвел большего ощущения, чем я. Меня несли на плечах, и я был героем дня.
Позже того как мы обосновались в городе, я начал посещать четырехлетний курс в так называемой средней школе для подготовки к поступлению в колледж либо в настоящее училище. И в данный период мои мальчишеские неправды и подвиги, равно как и неприятности, продолжались. Наравне с другими достижениями я добился неповторимого звания чемпиона по ловле ворон в округе. Мой способ ловли был чудесно примитивен. Я шел в лес, прятался в кустах и подражал птичьим выкликам. Обыкновенно несколько птичьих голосов отвечали мне, и скоро ворона теснее порхала в зарослях кустарника рядом со мною. Позже этого все, что мне необходимо было сделать, это кинуть кусок картона, дабы отвлечь ее внимание, прыгнуть и схватить до того, как она поспеет выбраться из кустарника. Таким образом я мог поймать сколько желательно ворон.
Но некогда случилось кое-что, что принудило меня уважать их. Я поймал пару чудесных птиц и возвращался домой с другом. Когда мы вышли из леса, налетели тысячи ворон с устрашающим карканьем. Через нескольких минут погони за нами они окружили нас. Для меня это оставалось потехой до тех пор, пока я не получил удар в затылок, тот, что свалил меня с ног. После этого они принялись грозно нападать меня. Я вынужден был выпустить птиц и с радостью присоединился к другу, тот, что спрятался в пещере.
В классе было несколько механических моделей, которые меня волновали, и мое внимание привлекли водяные турбины. Я сконструировал много таких турбин и получал наслаждение, управляя их работой. Примером того, насколько необыкновенной была моя жизнь, может служить следующее. Мой дядюшка не считал верным такого рода времяпрепровождение и много раз выказывал мне свое неудовольствие.

Монумент Николе Тесла, парк
королевы Виктории, Ниагара
Фоллс, Онтарио, Канада
Я был заворожен изложением Ниагарского водопада, которое прочел в книге, и рисовал в своем воображении крупное колесо, вращающееся вследствие силе падающей воды. Я сказал дяде, что поеду в Америку и осуществлю данный план. Тридцать лет через я увидел свою идею реализованной на Ниагаре и поразился непостижимому таинству человеческой мысли.
Я мастерил много различных приспособлений и затей, но класснее каждого мне получались арбалеты. При выстреле мои стрелы исчезали из виду и на близком расстоянии пронзали сосновую доску толщиной в один дюйм. Я так зачастую натягивал лук арбалета, что кожа у меня на животе стала дерзкой, как у крокодила, и я частенько думаю, что, может быть, вследствие этому упражнению я могу даже сейчас переваривать хоть камни. Не могу умолчать о своих потехах с пращой, вследствие которым я устраивал крайне впечатляющие представления на ипподроме. А сейчас я расскажу об одном из моих выступлений с этим старым предметом военного снаряжения, что должно вызвать специальное одобрение у наивного читателя.
Я упражнялся с пращой во время прогулки с моим дядей по храню реки. Светило садилось, стайка форелей играла, и время от времени одна из них выпрыгивала из воды, и ее блестящее тело отчетливо вырисовывалось на фоне скалы. Финально, всякий мальчишка на моем месте при таких благополучных обстоятельствах мог попасть камнем в рыбу, но я взял на себя больше трудную задачу и подробнейшим образом рассказал дяде, что я собирался сделать. А именно: метнуть крутящийся камень так, дабы пригвоздить рыбу к скале, разрезав ее напополам. И, едва поспев договорить, я сделал это. Дядя примерно с ужасом посмотрел на меня и воскликнул: «Чур меня Сатана!» - и несколько дней он со мною не разговаривал. Другие победы, тоже немалые, перед этой гаснут, но я считаю, что могу спокойно почивать на лаврах еще с десять веков.

3. Вращающееся магнитное поле

Когда мне было десять лет, я поступил в настоящее училище, в то время новое и достаточно классно оборудованное учебное заведение. Его физические кабинеты имели богатенький выбор моделей классических научных приборов по электричеству и механике. Демонстрации и навыки, время от времени проводившиеся преподавателями, вызывали у меня восхищение, и они, абсолютно, дали сильный толчок пробуждению у меня тяги к изобретательству.
Я также страстно увлекся математикой, и преподаватель зачастую хвалил меня за стремительные решения. Они получались мне вследствие приобретенной способности зрительно представлять цифры и вычислять не примитивно в уме, что умеют делать многие, а как словно в реальной жизни - на бумаге. При решении задач, до определенного яруса их трудности, мне было безусловно равнодушно писать ли знаки на доске либо представлять их мысленно.
Но уроки рисования, на которые отводилось много учебных часов, вызывали у меня непереносимое раздражение, что было крайне изумительно, так как множество членов нашей семьи отличались способностями к художеству. Не исключено, что мое омерзение объяснялось становящейся повадкой наклонностью к мысленному представлению образов. И не будь в классе нескольких необычайно тупых мальчуганов, которые были совсем ни на что не способны, мои оценки были бы наихудшими.
Рисование угрожало испортить всю мою карьеру, от того что оно было непременным предметом в тогдашней системе обучения, и при всяком моем переходе в дальнейший класс папе доводилось прилагать усилия. На втором году учебы в училище меня захватила идея осуществить постоянное движение, применяя для этого непрерывное давление воздуха. Случай с насосом, о котором я теснее рассказал, засел в моем мальчишеском воображении и поразил меня безграничными вероятностями вакуума. Я был одержим желанием применять эту неиссякаемую энергию, но длинное время не представлял себе, с чего начать.
В конце концов, впрочем, мои усилия выкристаллизовались в изобретение, которое дозволило мне достичь того, что не получалось еще ни одному бренному. Представьте себе цилиндр, вольно вращающийся на 2-х подшипниках и отчасти опущенный в прямоугольную, плотно прилегающую к нему ванну. Ее открытая сторона забрана переборкой, так что секция цилиндра внутри отведенной для него части делит ее с поддержкой герметично скользящих сочленений на два всецело изолированных друг от друга отделения. Если одно из этих отделений герметизировать и откачать из него воздух, а другое оставить открытым, это привело бы к постоянному вращению цилиндра. По крайней мере, так я думал.
Была сконструирована и с чрезвычайной тщательностью собрана деревянная модель, и, позже того как я подсоединил насос к одному из отделений и откачал из него воздух, я подлинно увидел некоторую тенденцию к вращению. Неистовая веселье охватила меня. Механический полет - вот что я хотел совершить, правда в памяти еще сохранилось обескураживающее воспоминание о том, как было больно при падении, когда я прыгнул с зонтиком с крыши здания. Всякий день я переносился по воздуху на огромные расстояния, но не мог осознать, как мне это получалось делать. Сейчас появилось что-то определенное - машина, состоящая каждого лишь из вращающегося вала, машущих крыльев и вакуума с его неиссякаемой энергией.
С этого времени я делал каждодневные воздушные прогулки в летательном агрегате, столь удобном и изысканном, что от него не отказался бы и царь Соломон. Прошли годы, раньше чем я осознал, что на всякую точку поверхности цилиндра атмосферное давление действует под прямым углом и что слабое вращательное движение, которое я отслеживал, происходило из-за утраты. Правда осознавание появлялось потихоньку, оно вызвало у меня больной шок.
Я с трудом окончил курс обучения в настоящем училище, позже чего на меня обрушилась опасная болезнь, скорее даже десяток болезней, и мое состояние стало настоль безвыходным, что врачи от меня отказались. В данный период меня перестали ограничивать в чтении, и я брал книги в Публичной библиотеке, фонды которой были в запущенном состоянии, и мне доверили проведение их систематизации и подготовку каталогов.
Некогда мне дали несколько томов нынешней литературы, непохожей на то, что мне доводилось читать ранее, и настоль захватывающей, что я позабыл свое безвыходное расположение. Это были ранние произведения Марка Твена, и, может быть, именно им я обязан своим пришедшим скоро удивительным исцелением. Двадцать пять лет через, когда я познакомился с г-ном Клеменсом и мы стали друзьями, я рассказал ему о своем переживании и был ошеломлен, когда увидел, как эпохальный мастер хохота залился слезами...
Я продолжил учебу в высшем настоящем училище в Карлштадте в Хорватии, где жила одна из моих тетушек. Это была утонченная дама, жена полковника, старого ветерана, участника многих сражений. Я никогда не позабуду тех 3 лет, что прожил в их доме. Ни в одной цитадели во время войны не соблюдали больше суровой дисциплины. Меня кормили, как канарейку. Еда была высшего качества, приготовлена дюже аппетитно, но доли были на 1000 процентов поменьше.
Кусочки ветчины, нарезанные тетушкой, напоминали папиросную бумагу. Когда полковник клал мне на тарелку что-то больше значительное, она традиционно стремительно убирала это, восклицая: «Осмотрительно, Ника такой тонкий!» А у меня был зверский аппетит, и я испытывал танталовы муки. Но но я жил в атмосфере изысканности и тонкого художественного вкуса, идеально несвойственной тому времени и тем условиям.
Местность там была низменная и заболоченная, и я непрерывно болел малярией, невзирая на немыслимое число хинина, поглощаемого мной. Время от времени река разливалась, и в дома врывались полчища крыс, пожиравших все, даже пучки горячего красного перца. Данный бич для горожан для меня был желанным веселием. Я уничтожал их самыми различными методами, что принесло мне в нашем обществе незавидную славу крысолова. Наконец учеба закончилась, а с ней и мое ничтожное существование. Я получил аттестат зрелости и оказался на распутье.
В течение всех этих лет мои родители ни разу не усомнились в своем решении сделать меня священнослужителем, я же от одной только мысли об этом приходил в ужас. У меня появился острый интерес к электричеству, тот, что усиливался под влиянием преподавателя физики. Это был разумный и искусный человек, и он зачастую показывал нам основные законы физики с поддержкой им же изобретенных приборов. Среди них мне вспоминается устройство в виде вольно вращающейся колбы, покрытой фольгой; стремительное вращение начиналось при подключении к генератору непрерывного тока.
Не могу обнаружить необходимых слов, дабы выразить глубину чувств, которые я испытывал, когда он показывал нам эти загадочные, необыкновенные явления. Всякое ощущение вызывало 1000 отзвуков в моем сознании. Мне хотелось знать огромнее об этой чудесной силе.
Я мечтал сам проводить эксперименты и изыскания и подчинялся неотвратимому с болью в сердце.
Как раз когда я подготавливался к длинной дороге домой, пришло известие, что папа хочет отправить меня поохотиться. Это выглядело достаточно необычно с его стороны, потому что он неизменно был энергичным противником такого спорта. Но несколько дней через я узнал, что в наших краях неистовствует холера, и, воспользовавшись первой же вероятностью, возвратился в Госпик, против желанию родителей.
Невообразимо, насколько невежественны были люди в отношении причин этого бедствия, которое обрушивалось на страну всякие 15-двадцать лет. Они думали, что губительные микроорганизмы передаются по воздуху, и наполняли его резкими запахами и дымом. И при этом пили зараженную воду и умирали во множестве. Я подхватил эту ужасную болезнь в 1-й же день моего приезда, и правда уцелел во время коллапса, но еще девять месяцев был прикован к постели примерно не в состоянии двигаться. Мои силы всецело исчерпались, и я во 2-й раз почувствовал себя на пороге гибели.
Во время одного из жутких приступов, тот, что, казалось, должен был стать последним, в комнату быстро вошел папа. У меня до сего времени перед глазами его мертвенно-бледное лицо, когда он усердствовал подбодрить меня, но голос выдавал его тревогу. «Может быть, - сказал я, - я сумею поправиться, если ты позволишь мне постигать инженерное дело». - «Ты поступишь в самый наилучший в мире технический университет», - празднично произнес он, и я осознал, что так и будет. Камень спал с моей души, но упрощение оказалось бы слишком запоздалым, не случись чудесного исцеления, дарованного мне посредством горького отвара специальных бобов.
Ко общему великому удивлению, я возвратился к жизни, аналогично Лазарю. Мой папа настоял, дабы я посвятил год поправлению здоровья физическими упражнениями на свежем воздухе, и я с неохотой согласился. Крупную часть этого года с охотничьим снаряжением и связкой книг я бродил в горах, и это единение с природой укрепило и тело мое, и душу. Я думал и строил планы, и у меня зарождалось уйма идей, как водится, примерно нереальных. Они представали мне зримо и довольно ясно, но дюже не хватало умения законов.
Идея одного из моих изобретений состояла в переправке по морю в подводной трубе писем и посылок, помещаемых в особые крепкие контейнеры сферической формы, выдерживающие гидравлическое давление. Была спроектирована и верно рассчитана насосная установка для прокачки воды по трубе и скрупулезно проработаны все остальные части плана. Исключительную деталь - малозначащую, как мне казалось, - я упустил из виду. Я допускал, что скорость воды может быть всякий, и даже, что еще самонадеяннее, находил наслаждение в ее увеличении и получил в итоге великолепные эксплуатационные колляции, подкрепленные точными расчетами. Впрочем после этого, больше велико продумав вопрос о сопротивлении труб потоку жидкости, я пришел к итогу, что это изобретение не стоит обнародовать.
В еще одном из моих планов была выдвинута идея строительства кольца вокруг Земли по линии экватора. Кольцо это вращалось бы совместно с Землей, но, разумеется, имело бы свою вращательную степень воли, а потому его дозволено было бы притормаживать реактивными силами и таким образом дозволено было бы добиться скорости его движения около тысячи миль в час, что нереально на железной дороге. Читатель улыбнется. Я признаю, что данный план труднореализуем, но он вовсе не так дрянен, как план знаменитого нью-йоркского академики, тот, что предложил перекачивать воздух из тропиков в умеренные широты, проигнорировав тот факт, что для этой цели Всевышний теснее сотворил громадный механизм.
Еще один план, значительно больше существенный и симпатичный, имел целью получать энергию от вращения земных объектов. Я «сделал открытие», что вследствие суточному вращению Земли объекты на ее поверхности также смещаются попеременно то по ходу, то вопреки поступательного движения. В итоге появляется огромная разница в числе кинетической энергии, которую дозволено было бы применять самым простым, какой только дозволено представить, методом для передачи движущего усилия в всякий обитаемый регион мира. Не могу обнаружить слов, дабы описать свое разочарование, когда позднее осознал, что был в затруднительном расположении Архимеда, тот, что напрасно искал точку опоры в пространстве.

Технический Институт города Грац
К концу каникул меня отправили в Высшую техническую школу в Граце в Стирии, по словам моего папы, одно из наилучших учебных заведений с отменной репутацией. Именно этого момента я страстно ожидал и начал ученье при добросердечном покровительстве и с твердым намерением добиться фурора. Ярус моей подготовки был выше среднего вследствие урокам моего папы и вывалившимся мне благоприятным вероятностям. Я выучил несколько языков, просмотрел книги некоторых библиотек, выуживая больше либо менее пригодную информацию. Помимо того, сейчас я мог выбирать предметы по своему желанию, и рисование от руки огромнее не надоедало мне.
Я решил сделать сюрприз своим родителям и каждый 1-й год регулярно начинал работу в три часа ночи и работал до одиннадцати вечера, не давая себе передышки в воскресные либо торжественные дни. От того что множество моих сокурсников не обременяли себя усердием, мне, как и следовало ждать, удалось побить все рекорды. Я сдал в течение года девять экзаменов и снискал у преподавателей наивысшие оценки. Вооруженный их приятными свидетельствами, я дозволил себе короткие вакации, ожидая триумфальный приезд домой, но был жутко огорчен, когда мой папа спалил все эти награды, заработанные тяжким трудом. Это едва не подорвало мои честолюбивые устремления; но позднее, позже его гибели, я испытал боль, обнаружив связку писем от моих преподавателей, где они настойчиво предупреждали папы, что, если он не заберет меня из университета, это может кончиться моей смертью от перенапряжения сил.
С этого времени я посвятил себя предпочтительно постижению физики, механики и математики и проводил все свободное время в библиотеках. У меня была настоящая мания доводить до конца все, за что бы я ни брался, и это нередко доставляло мне сложности. Так, некогда я начал читать труды Вольтера, и здесь, к своему ужасу, нашел, что существует около сотни крупных, напечатанных мелким шрифтом томов, которые данный изувер написал, выпивая по семьдесят две чашки черного кофе в день. Пришлось дочитать все эти томища до конца, но когда я отодвинул от себя последнюю книгу, меня охватила веселье, и я сказал: «Отныне - никогда!»
Мои фуроры на первом курсе были по превосходству оценены преподавателями и подарили мне дружбу нескольких из них. В частности, академики Рогнера, преподававшего основы математики, академики Пешля, возглавлявшего кафедру теоретической и экспериментальной физики, и врача Алле, читавшего курс по интегральным исчислениям и специализировавшегося на дифференциальных уравнениях.
Данный ученый был самым ярким лектором из всех, кого я когда-либо слушал. Он проявлял специальное участие ко мне и к последующему становлению моих фуроров и не раз оставался на час либо два в лекционном зале и давал решать задачи, что доставляло мне крупное наслаждение. Именно ему я открыл свой план - план летательного агрегата, не иллюзорную неправду, но изобретение, крепко основанное на научных тезисах, которое стало осуществимым с поддержкой моей турбины и которое скоро дозволено будет предъявить миру.
Оба других академики - и Рогнер, и Пешль - были людьми странными. 1-й владел такой оригинальной повадкой высказываться, что весь раз при этом появлялся некоторый разгул необузданности, тот, что сменялся длинной, вызывающей замешательство паузой. Академик Пешль был по-немецки методичен и крайне основателен. Его громадные руки и ноги напоминали медвежьи лапы, но всякий демонстрационный навык проходил у него с точностью хронометра и без цельной осечки.
Я учился на втором курсе, когда мы получили из Парижа динамо-машину Грамма с пластинчатым статором подковообразной формы и катушечным ротором с коллектором. Динамо собрали, и нам было показано, как по-различному может проявляться действие тока. Когда академик Пешль проводил демонстрационные навыки, применяя машину в качестве мотора, появились неприятности со щетками, они крепко искрили, и я сказал, что, допустимо, мотор заработает и без этих приспособлений. Но он заявил, что этого сделать невозможно, и оказал мне честь - прочитал лекцию на эту тему, подметив в завершение, что господин Тесла может совершить великие дела, но этого он наверно никогда не сделает. Потому как это было бы равносильно тому, дабы обратить непрерывно действующую силу, такую, как, скажем, гравитация, во вращательное движение. «Это план нерушимого мотора, несбыточная идея», - закончил он свою речь. Но интуиция - это что-то, выходящее за пределы умения. Мы, бесспорно, располагаем некоей больше тонкой материей, которая разрешает нам осваивать истины, когда логические умозаключения либо всякие другие волевые усилия мозга оказываются напрасными.
На некоторое время авторитет академики поколебал мою убежденность, но после этого я пришел к убеждению, что прав, и взялся за решение задачи со каждому пылом и беспредельной самоуверенностью моих юных лет. Я вначале воссоздавал в своем воображении машину непрерывного тока, приводил ее в действие и прослеживал метаморфоза тока в якоре. Потом таким же образом я представлял себе генератор переменного тока и верно так же изучал протекающие процессы. После этого мысленно представлял системы, состоявшие из моторов и генераторов, и приводил их в действие в различных режимах. Картины, которые появлялись перед моим мысленным взглядом, были для меня идеально реальны и осязаемы. Все оставшееся время в Граце прошло в напряженных, но бесплодных усилиях сходственного рода, и я примерно впритирку подошел к завершению, что эту задачу решить немыслимо.

Никола Тесла, 23 года
В 1880 году я уехал в Прагу в Богемии во исполнение свободы моего папы закончить образование в тамошнем институте. Именно в этом городе мне удалось сделать очевидный шаг вперед: я исключил коллектор из конструкции мотора и стал изучать процессы, протекающие при этом новом подходе, но по-бывшему бессмысленно. В дальнейшем году в моих взорах на жизнь случилось неожиданное метаморфоза.
Я осознал, что родители слишком многим жертвуют ради меня, и решил освободить их от этой ноши. Как раз в это время волна заокеанских телефонов докатилась до Европейского материка, и соответствующий план было решено реализовать в Будапеште, столице Венгрии. Казалось, что мне предоставляется безупречная вероятность осуществить задуманное, тем больше что во главе предприятия стоял друг нашей семьи. Именно тут я перенес полное расстройство нервозной системы, о котором я теснее упоминал. То, что мне пришлось испытать за время этой болезни, превосходит все, чему дозволено верить. Мое зрение и слух были экстраординарными неизменно. Я мог ясно распознавать предметы на таком расстоянии, когда другие не видели и следа их. В детстве я несколько раз выручал от пожара дома наших соседей, услыхав легкое потрескивание, не нарушавшее их сон, и звал на подмога. В 1899 году, когда мне было теснее за сорок, я проводил свои навыки в Колорадо и сумел ясно слышать раскаты грома на расстоянии 550 миль. То есть мой слух был острее обыкновенного во много раз, правда в то время я был, так сказать, глух, как валун, по сопоставлению с остротой моего слуха в период нервозного напряжения.
В Будапеште я мог слышать тиканье часов, находившихся за три комнаты от меня. Когда в моей комнате на стол садилась муха, это отзывалось в моем ухе крепким глухим звуком, будто падало тяжелое тело. Экипаж, проезжавший на расстоянии нескольких миль, вызывал дрожь, пронизывавшую все мое тело. От свистка паровоза за двадцать-тридцать миль от меня стул либо скамья, где я сидел, начинали так мощно вибрировать, что боль была непереносимой. Земля у меня под ногами непрерывно сотрясалась. Я вынужден был ставить кровать на резиновые подушки, дабы хоть какое-то время передохнуть реально.
Возникавшие возле либо вдалеке шумы, схожие на рычание, нередко понимались как произнесенные слова, которые могли бы меня напугать, если бы я не умел раскладывать их на комбинированные части.
Когда ясные лучи периодично возникали на моем пути, меня будто били по голове с такой силой, что я ощущал себя оглушенным. Мне доводилось собирать всю силу свободы, дабы пройти под мостом либо иным сооружением, потому что я испытывал ужасающее давление на череп. В темное время я, аналогично летучей мыши, мог обнаруживать объект на расстоянии двенадцати футов по специальному ощущению - будто мой лоб покрывался мурашками. Частота моего пульса колебалась от нескольких до двухсот шестидесяти ударов, и все ткани тела были охвачены судорогами и дрожью, и переносить это было, вероятно, сложнее каждого. Вестимый доктор, каждодневно дававший мне крупные дозы бромида калия, назвал мою болезнь исключительной в своем роде и неизлечимой.
Позднее я неизменно сожалел, что не был в то время под слежением физиологов и психологов. Я отчаянно цеплялся за жизнь, но утратил веру на выздоровление. Мог ли тогда кто-нибудь уверовать, что такая безвыходная телесная развалина когда-либо превратится в человека чудесной силы и стойкости, способного проработать тридцать восемь лет примерно без цельного перерыва правда бы на один день и оставаться все еще мощным и бодрым и телом, и душой? Именно это случилось со мною.
Могучее желание жить и продолжать работу, а также поддержка преданного друга, спортсмена, сотворили диво. Ко мне возвратилось здоровье, а с ним умственная мощь в схватке с той самой задачей, и я примерно сожалел, что единоборство окончилась стремительно: у меня оставалось так много нерастраченной энергии. Когда я вникнул в эту задачу, дело теснее не сводилось к тому, дабы примитивно решить ее, как это традиционно случается со всеми. Для меня это был святой обет, вопрос жизни и гибели. Я знал, что неудача повлечет за собой мою погибель. Сейчас я ощущал, что битва выиграна. Решение укрывалось в потаенных уголках мозга, но я все еще не мог извлечь его наружу.
В один из дней, тот, что навечно врезался в мою память, я наслаждался прогулкой с ином в городском парке и читал стихи. В те годы я знал назубок целые книги - слово в слово. Одной из них был «Фауст» Гете. Заход солнца напомнил мне восхитительные строчки:
День прожит, светило с вышины
Уходит прочь в другие страны.
Для чего мне крылья не даны
С ним вровень мчаться неустанно!
В соседстве с небом нужно мною,
С днем впереди и ночью сзади,
Я реял бы над водной гладью.
Жалко, нет лишь крыльев за спиной.
Когда я произнес эти вдохновенные слова, в моем сознании, будто вспышка молнии, сверкнула мысль, и через миг открылась правда. Палкой я начертил на песке те схемы, которые шесть лет через представил в своем выступлении в Заокеанском электротехническом университете, и мой спутник восхитительно разобрался в них. Образы, увиденные мною, были удивительно ясны и внятны - до такой степени, что я воспринимал их сотворенными из металла и камня, и я сказал ему: «Вот это мой мотор. Посмотрите, как я поставил все с ног на голову». Не решаюсь описать свои чувства. Предполагаю, что даже Пигмалион, увидевший, как его статуя оживает, не был взбудоражен с такой силой. Я бы отдал 1000 тайн природы, которые мог бы разгадать по радостной случайности, за эту одну, которую выдернул у нее, невзирая ни на что, даже на угрозу моей собственной жизни.

4. Катушка и трансформатор Теслы

На некоторое время я с головой погрузился в напряженную, но интереснейшую работу: представлял себе механизмы и мысленно разрабатывал новые модели. Это было настоль радостное состояние ума, что с такою полнотой я вряд ли испытывал его когда-либо в жизни. Идеи притекали постоянным потоком, и трудность заключалась лишь в том, дабы смочь поддерживать его напор. Части представлявшихся мне механизмов были абсолютно реальны и осязаемы в всей детали, до мельчайших царапин и следов износа. В своем воображении я наслаждался видом постоянно работающих моторов, так как именно в таком состоянии они дарили моему мысленному взгляду привлекательное представление.
Когда прирожденная наклонность в своем становлении переходит в страстную надобность, человек идет к своей цели семимильными шагами. Менее чем за два месяца я разработал фактически все типы моторов и модификации систем, которые нынче отождествляются с моим именем и которые применяются под многими другими именами по каждому миру. Быть может, это было предопределено участью, дабы нужда и надобность добывать средства к существованию вынудили меня остановить на время эту всепоглощающую умственную действие.
Я приехал в Будапешт, когда до меня дошли несвоевременно распространившиеся сплетни о создании телефонной компании, и по иронии судьбы мне пришлось поступить на работу чертежником в Центральную телеграфную службу правительства Венгрии с жалованьем, величину которого выбираю не раскрывать. К счастью, скоро мной заинтересовался основный инспектор, и позже этого меня стали привлекать к расчетам, конструированию и составлению сметы в связи с установкой нового оборудования. Те же обязанности были возложены на меня и позже того, как заработала Центральная телефонная станция.
Познания и фактический навык, приобретенные на этой работе, оказались в высшей степени пригодны. Мне было предоставлено довольно вероятностей для проявления изобретательских способностей. Я усовершенствовал работу нескольких агрегатов Центральной станции, равно как и телефонного ретранслятора, либо усилителя. Эти модернизации никем не запатентованы и нигде не описаны, но они и сегодня сделали бы мне честь. В знак признания моей квалификации начальник предприятия г-н Пушкаш, закончив свои дела в Будапеште, предложил мне работу в Париже, на что я с охотой согласился.
Никогда не сумею позабыть большое ощущение, которое произвел на меня данный магический город. Несколько дней по приезде я бродил без утомились по улицам в идеальной растерянности от каждого увиденного. Непреодолимые соблазны попадались на всем шагу, а заработанные деньги я истратил, увы, в тот же день, когда их получил. Когда г-н Пушкаш спросил меня, как я устроился на новом месте, я ответил: «Последние двадцать девять дней месяца оказались самыми сложными!» И это было правдивой правдой.
Тот достаточно энергичный образ жизни, тот, что я избрал, теперь назвали бы «рузвельтианским жанром». Всякое утро, самостоятельно от погоды, я шел от бульвара Сен Марсель, где проживал, в купальню на Сене, прыгал в воду, проплывал двадцать семь кругов и после этого за час пешком добирался до Иври, где располагался завод нашей компании. Придя на работу в полвосьмого, съедал завтрак лесоруба и после этого с нетерпением ожидал перерыва на обед, расщелкивая тем временем различного рода прочные орешки для директора завода г-на Чарльза Бачелора, близкого друга и помощника Эдисона.
Тут я сошелся с несколькими американцами, которые были абсолютно очарованы моей виртуозной... игрой в бильярд. Вот этим-то людям я и рассказал о своем изобретении, и один из них, г-н Д. Каннингхэм, руководитель механического отдела, предложил сделать акционерное общество. Предложение показалось мне потешным в высшей степени. Я не имел ни минимального представления о том, что это значит, разве что слыхал, что это заокеанский метод начинать дело. Ничего из этого, впрочем же, не вышло, и в течение следующих нескольких месяцев мне пришлось колесить по Франции и Германии, устраняя поломки на электростанциях.
Возвратившись в Париж, я представил одному из руководящих компании, г-ну Роу, предложения по совершенствованию работы их динамо-машин и получил разрешение на их внедрение. Триумф мой был настоль полным, что привел в восхищение директоров и они благородно наделили меня привилегированным правом улучшить механические регуляторы, которые были дюже необходимы. Скоро позже этого появились неполадки в работе осветительного оборудования, установленного на новой железнодорожной станции в Страсбурге, в Эльзасе. Из-за неисправной проводки во время церемонии открытия, дословно в присутствии ветхого императора Вильгельма I, случилось короткое замыкание и выгорел крупной кусок стены. Немецкое правительство отказалось принять такое оборудование, и перед французской компанией встала опасность серьезных убытков. Рассматривая мое познание немецкого языка и приобретенный навык, начальство возложило на меня сложную задачу уладить дело, и с этой миссией в начале 1883 года я отправился в Страсбург.
Некоторые происшествия в этом городе оставили незабываемый след в моей памяти. По ошеломительному совпадению в то время там жили несколько человек, которые позднее достигли популярности. Через годы я, бывало, говорил: «Бактерии величия водились в том ветхом городе. Иные заразились, а я вот избежал». Фактическая работа, переписка и переговоры с официальными лицами поглощали все мое время, но как только представлялась вероятность, я продолжал конструировать примитивный мотор в мастерской наоборот железнодорожной станции, применяя материалы, которые намеренно для этого захватил из Парижа. Впрочем закончить навык удалось только на следующее лето, когда я наконец-то ощутил удовлетворение, отслеживая вращение, изготавливаемое переменным током со смешанными фазами и без скользящих контактов либо коллектора, как это и представлялось мне годом прежде. Это было необычайное наслаждение, не сравнимое, впрочем, с безрассудной радостью, последовавшей за первым открытием.
Среди моих новых друзей оказался прежний глава администрации города города, г-н Созен, которого я теснее поспел отчасти познакомить с этим и другими своими изобретениями и чьей помощью пытался заручиться. Будучи откровенно расположенным ко мне, он показал мои планы нескольким состоятельным людям, но, к моему разочарованию, не обнаружил у них отклика. Г-н Созен хотел подмогнуть мне всеми допустимыми методами, и приближающаяся дата 1 июля 1917 года как раз напоминает мне, какая именно «подмога» получена от этого прекрасного человека - не финансовая, впрочем отнюдь не менее ценная. В 1870 году, когда страну оккупировали немцы, прежний глава администрации города закопал довольную часть вина St. Estephe урожая 1801 года. И он пришел к итогу, что не знает никого больше достойного, чем я, с кем дозволено было бы распить данный дорогой напиток. Могу сказать, что среди упомянутых мною эпизодов это один из незабвенных.
Мой друг настаивал, дабы я как дозволено скорее возвратился в Париж, с тем дабы там пытаться обнаружить поддержку. Мне тоже дюже хотелось этого, но работа и переговоры затягивались из-за различного рода пустяковых помех, задерживая мое возвращение, так что изредка расположение казалось безвыходным. Дабы дать представление о немецкой скрупулезности и «деловитости», могу упомянуть достаточно комичный случай.
Необходимо было установить в коридоре лампу накаливания в 16 свечей, и я, предпочтя подходящее место, сказал электромонтеру, дабы он протянул провод. Поработав некоторое время, он решил, что следует посоветоваться с инженером, что и сделал. Конечный высказал некоторые возражения, но в конце концов согласился установить лампу в 2-х дюймах от обозначенного мною места, позже чего работа возобновилась. После этого встревожился инженер и осведомил мне, что нужно согласование с инспектором Авердеком. Эта значимая персона была приглашена, явилась, изучила, поразмыслила и решила: лампу следует передвинуть обратно на два дюйма - на то самое место, которое я обозначил! Впрочем прошло немножко времени, и Авердек сам заколебался и известил мне, что об этом деле он уведомил обер-инспектора Иеронимуса и что мне следует подождать его решения. Прошло несколько дней, раньше чем обер-инспектор сумел освободиться от своих неотложных обязанностей, но в конце концов он прибыл, состоялось двухчасовое обсуждение, позже чего он решил перенести лампу еще на два дюйма дальше.
Мои веры на то, что это был конечный акт, разбились вдрызг, когда обер-инспектор возвратился и сказал мне: «Советник правительства Функе такой своенравный человек, что я не осмелюсь отдать приказ об установке этой лампы без его полного одобрения». Таким образом, пришлось провести переговоры о визите этого великого человека. Рано утром мы начали чиститься и наводить глянец, и, когда Функе со свитой прибыл, ему был оказан прием по каждому правилам протокола. Позже двухчасового обдумывания он неожиданно воскликнул: «Мне нужно уходить» - и, воздев указующий перст к потолку, приказал мне установить лампу вот там. Это было верно то место, которое я предпочел изначально! Так проходили день за днем, немного чем отличаясь друг от друга, но я был полон смелости добиться фурора всякий ценой, и в конце концов мои усилия были вознаграждены.
К весне 1884 года, позже урегулирования всех разногласий, установку официально приняли, и, полный счастливых ожиданий, я возвратился в Париж. Один из руководящих пообещал мне великодушное вознаграждение в случае фурора, а также достойную оплату усовершенствований, произведенных мною в их динамо-машинах, и я верил получить существенную сумму. Руководящих было трое, для комфорта обозначу их А, В и С. Когда я заходил к А, он говорил мне, что правом решающего голоса владеет В. Данный джентльмен предполагал, что принять решение может только С, а конечный был абсолютно уверен, что полномочиями делать наделен только А. Позже нескольких заходов по этому замкнутому кругу мне стало ясно, что обещанное вознаграждение - воздушный дворец.
Никола Тесла (Nikola Tesla, 10 июля 1856 - 7 января 1943) - сербский инженер и физик, автор множества достижений в областях электро- и радиотехники. Его считают одним из особенно гениальных и актуальных ученых того времени, изобретателем устройств, работающих на переменном токе, а также человеком, тот, что помог осуществить 2-й этап известной индустриальной революции в Европе.

Детство

Никола Тесла родился 10 июля в сербском селе Смилян, которое располагалось неподалеку от исторической достопримечательности глубинки Лика - города Госпич. Его папа и мать были священниками. Помимо Николы, в семье было еще четверо детей: три девчонки и старший брат Дане, тот, что скоро позже рождения младшего брата упал с коня и разбился насмерть.
Исходное образование Никола получал в сельской школе. Невзирая на нехватку преподавателей и довольно стесненные данные обучения, мальчугану там дюже нравилось, следственно новость о том, что семья переезжает в Госпич, ему вначале не понравилась. Дело в том, что церковь, узнав о потере папы Тесла, решила повысить его в сане и перевести в город, следственно семья, оправившись позже потери Дане, отправляется в Госпич, где Никола учится дальше и заканчивает младшую школу.
Со своими родителями мальчуган общается довольно редко: первую половину дня он проводит на учебе. Возвратившись домой, остается тет-а-тет с дядей и тетей, потому что папа с матерью в это время находятся в церкви. Именно следственно с юных лет Никола Тесла обучается независимой жизни. Вначале он помогает родственникам по хозяйству, после этого устраивается совместно с дядей на завод помощником, дабы обеспечить себе карманные деньги. В это же время он поступает в Высшее настоящее училище, о чем даже не тяготится говорить родителям, видя, что они безусловно не уделяют ему времени.

Юность

В 1873 году Никола Тесла заканчивает Высшее настоящее училище и получает аттестат зрелости. К этому моменту он начинает задумываться о том, кем быть в грядущем, и оказывается на распутье: стать ли, как родители, священнослужителем, либо отдать жизнь на постижение инженерного дела. В это же время в Госпиче, где жила его семья, разразилась эпидемия холеры, которой заболели все члены семьи Тесла. Невзирая на бесчисленные отказы папы и просьбы матери не возвращаться к ним, Никола едет в родной город и через пару дней также узнает о том, что болен холерой.
Он проводит в постели длинные и наихудшие девять месяцев своей жизни. Из-за ослабленной иммунной системы к холере добавляется водянка и задачи с дыхательной системой, следственно через еще несколько месяцев врачи извещают, что больше не могут лечить пациента ввиду тяжести заболевания.
Мальчугана перевозят домой, где он остается с семьей, ждущей самого ужасного. И в тот момент, когда, казалось бы, ничто огромнее не может подмогнуть молодому парню вылечиться, в семью приходит здешняя знахарка, которая и становится спасительницей. Через несколько месяцев Никола фактически всецело восстанавливается от заболевания.
В 1875 году, позже нескольких лет сокрытия от службы в Австро-Венгерской армии, Никола Тесла поступает в Грацкий технический институт, где начинает заниматься постижением любимого дела - электротехники. На первом же курсе, видя машину Грамма, Никола приходит к итогу, что она не может трудиться в полную мощность из-за непрерывного тока мотора, о чем и информирует лектору, профессору Якову Пешлю. Впрочем слышит в результат лишь крутую критику о том, что ни одна машина никогда не сумеет трудиться на переменном токе.

Карьера

Позже окончания Грацкого технического института Никола вначале хотел устроиться там же преподавателем, впрочем безмерно низкая заработная плата вынудила его отказаться от этой идеи. Взамен этого Тесла скопил довольное число денег и переехал в Нью-Йорк, где начал трудиться помощником изобретателя Томаса Эдисона.

Устроившись на работу к теснее знаменитому на тот момент изобретателю, Тесла наивно предполагал, что сумеет, наконец, с головой уйти в любимую работу и начать создавать личные машины. Тем не менее его креативные идеи и непрерывные новшества лишь нервировали Эдисона, о чем тот открыто извещал своему помощнику.
Некогда они даже поспорили о том, что Тесла не сумеет усовершенствовать сделанные Эдисоном моторы, работавшие на непрерывном токе. В случае если изобретатель проигрывает, он отдает эмигранту около миллиона баксов США. Но когда через несколько месяцев Эдисону, подлинно, представили целых 24 новых разновидности его же изобретения, он ответил Тесла, что спор был каждого лишь «заокеанским юмором», позже чего конечный увольняется.
Позже этого Тесла некоторое время вынужден быть безработным. Он зарабатывает на жизнь рытьем канав и перебивается на пожертвования, собранные с местных обитателей. Будучи в сходственном состоянии, он знакомится с таким же, как и он, инженером Брауном, кому и рассказывает свою автобиографию. Тот настоль проникается идеями Теслы, что предлагает подмога своих друзей, которые через месяц снимают для Николы собственную лабораторию на Пятой авеню. Там и образовывается «Тесла арк лайт компании», которая начинает изготавливать дуговые лампы уличного освещения.

К лету 1888 года об инженере Николе Тесла знают теснее за пределами Объединенных Штатов. Впрочем почаще каждого к нему обращается заокеанский промышленник Джордж Вестингауз. Изначально он выкупил у него каждого несколько патентов, а также партию дуговых ламп. Но теснее через месяц, поняв, что сотрудничающий с ним инженер подлинный гений, Вестингауз выкупает у него фактически все патенты и даже приглашает его к себе в лабораторию по производству производственных машин переменного тока. Но, понимая, что творческой воли там будет гораздо поменьше, Тесла отказывается от должности.

Изобретения и достижения в науке и технике

На сегодняшний день всякий школьник знает имя Николы Тесла, чай сербский инженер, которого так зачастую осуждали в юношестве, добился невиданных высот и подтвердил многим, на что он горазд. С его именем связано изобретение высокочастотных генераторов, которые подтолкнули промышленность на несколько шагов вперед, а также усовершенствование трансформатором индукторного типа.
С 1887 года мир узнал о теории вращающихся магнитных полей, с поддержкой которых Тесла сумел изобрести асинхронные электродвигатели, тем самым доказав, что полярность нескольких поверхностей может быть разна, и в этом её основное превосходство. К слову, Ниагарская ГЭС, построенная в 1895 году, была отчасти разработана Николой Тесла.
Никола Тесла (1856-1943) - феноменальный изобретатель, физик, инженер сербского происхождения, автор свыше сотни изобретений, многие из которых кардинально изменили жизнь общества. Крупнейшую популярность получил за создание устройств функционирующих на переменном токе, а также последовательное отстаивание идеи существования эфира. Имя изобретателя носит единица измерения плотности магнитной индукции.

«Я не работаю больше для подлинного, я работаю для грядущего».
«Действие даже самого крошечного существа приводит к изменениям во каждой вселенной».
«Великие тайны нашего бытия еще только предстоит разгадать, даже гибель может оказаться не концом».

Никола Тесла родился в хорватском селе Смилян (тогда Австро-Венгрия) 10 июля 1856 года. Его родители Милутин и Георгина были далеки от науки - папа служил священнослужителем, а мать, по текущим меркам, была домохозяйкой. Свое раннее детство мальчуган провел на малой родине, там же окончил 1-й класс исходной школы.
После этого папе присвоили новейший нравственный сан и многодетная семья, в которой было пятеро детей, переехала в город Госпич. К тому времени погиб старший брат Николы Дане. В Госпиче грядущий физик получил последующее образование, закончив вначале обучение в 3 классах исходной школы, а в 1870 году получив аттестат реальной гимназии.

Тесла в юности
Обучение в гимназии открыло дорогу в Высшее настоящее училище (нынче Технический институт Граца), которое находилось в городе Карловац. Туда и отправился юноша, где проживал на квартире у родной тети. Учебе чуть не помешала тяжелая болезнь (возможно, холера), избавиться от которой Никола не мог целых 9 месяцев. Из-за этого папа даже хотел запретить последующее обучение на инженера, но сын настаивал и проявил такую свободу к жизни, что скоро пошел на поправку.
Находясь в Граце, Тесла с головой окунулся в электротехнику и скоро осознал, что машины непрерывного тока несовершенны. За это он подвергся публичной «порке» от академики Я. Пешля, демонстративно прочитавшего перед каждом курсом лекцию о неосуществимости применять переменный ток в электродвигателях. Но в жизни Тесла были люди, которые оставили в его душе незабываемый след. Среди них был его преподаватель по физике М. Секулич, тот, что некогда продемонстрировал свое изобретение - обернутую в оловянную фольгу лампу, насыщенно вращавшуюся под действием статической машины. Никола позже припоминал, что весь раз это явление отражалось эхом в его сознании.
Но был в это время в жизни студента Теслы и малоприятный эпизод. На третьем курсе он начал играть в азартные игры, проигрывая в карты большие суммы. В редчайшие моменты побед он раздавал выигранное проигравшим и, неудивительно, что скоро за сербом стал числиться большой задолженность, тот, что помогла погасить его мать. Но это стало отличным уроком для него, позже чего карты навечно исчезли из жизни Теслы.

Самостоятельная жизнь

Позже гибели папы Никола стал преподавать в своей родной гимназии в Госпиче, но эту работу он исключительно не любил. Денег все время не хватало и только при поддержке дядей Павла и Петара он сумел перебраться в Прагу, поступив на философский факультет здешнего института. Но и тут хроническое безденежье дало о себе знать и позже первого семестра молодой человек устроился инженером-электриком в телеграфную компанию в Будапеште. Она занималась прокладкой телефонных коммуникаций и возведением телефонных станций. В 1882 году Тесла додумался о вероятности использования вращающегося магнитного поля в электродвигателе, но работа в телеграфной компании мешала осуществить планы, что вынудило начинающего ученого перейти в Континентальную компанию.
В это время он работает в Париже и Страсбуре. В последнем он участвовал в постройке электростанции для здешнего железнодорожного вокзала. Именно в Страсбуре Тесла разработал модель ассинхронного электродвигателя, тот, что опробовал в деле прямо в мэрии города. Позже заключения работы над электростанцией, Никола возвратился в Париж, ждя причитающейся ему премии 25 тыс. баксов, но скоро осознал тщетность своих намерений и уволился.

Новый поворот судьбы

Вначале Тесла хотел отправиться в Россию, где в это время работала целая группа научных светил -, и другие. Но один из коллег по Континентальной компании Ч. Белчор уговорил его поехать в США и даже написал рекомендательное письмо Т. Эдисону. В июне 1884 года ученый приезжает в Нью-Йорк и устраивается в компанию Edison Machine Works инженером по ремонту электротехнического оборудования, параллельно продолжая заниматься изобретательской деятельностью.
Зная о большом научном энтузиазме Теслы и не крепко доверяя его идеям, Эдисон дал задание своему коллеге - улучшить электромашины непрерывного тока, пообещав за это волшебную по тем временам сумму в 50 тыс. баксов. Никола с головой окунулся в работу и в кратчайшие сроки представил 24 варианта оптимизации машины, а совместно с ними новейший регулятор и коммутатор. Томас одобрил все разработки, но денег не выдал, сославшись на дрянной английский Теслы и его недопонимание заокеанского юмора. В результат огорченный изобретатель выбрал уволиться.

Мечты сбываются

Уйдя от Эдисона, Тесла восхитительно понимал, что огромнее не может рассчитывать на протекцию своей родни, но к этому времени у него возникло что-то больше дорогое - авторитет в научных кругах и убежденность в правильности собственных идей. Весной 1885 года совместно с знаменитым экспертом в патентном праве Л. Сюррелом, он подает первую заявку на патент, связанный с дуговой лампой, которая источает однородный свет. Позже этого авторские изобретения стали возникать с завидной регулярностью.
Позднее он заключил партнерское соглашение с коммерсантами из Нью-Джерси, которые согласились финансировать планы ученого и дали ему денег. На эти средства Тесла сделал компанию и как бы бы жизнь стала налаживаться. Впрочем бедствие-предприниматели одурачили наивного Теслу и забрали фирму себе, «поделившись» с ним частью акций. Никола оказался разорен и вынужден был припомнить о былой нищете. Дабы выжить, он занимался рытьем канав, получая за это каждого 2 бакса.

Ученый с огромный буквы

Участь вознаградила его за терпение и в 1887 году Никола при помощи коллег создает свое новое детище «Тесла арк лайт компани», которая стремительно стала серьезным соперником империи Эдисона. Пресса остроумно называла это противостояние «войной токов» и на поле «битвы» серб не раз переигрывал маститого американца. В 1888 году в Заокеанском университете инженеров-электриков Тесла осведомил о генераторе переменного тока и здесь же получил предложение от миллионера Джорджа Вестингауза уступить ему изобретение за 1 миллион баксов. В результате он купил патенты на спецтехнологии передачи и разделения многофазных токов и применял эти идеи в ходе возведения ГЭС на Ниагарском водопаде.

На протяжении последующих семи лет до 1895 года Тесла энергично работал в своей лаборатории над теорией магнитных полей и высоких частот. В итоге было получено уйма патентов, среди которых электрогенераторы высокой и сверхвысокой частоты, волновой радиопередатчик, а также резонансный трансформатор. Помимо того, ученому удалось додуматься о физиологическом влиянии токов высокой частоты.
Тесла не переставал поражать ученый мир. В 1892 году, выступая в Королевской академии Великобритании, он поразил присутствующих горящими лампами, которые «душевнобольной серб» держал в своих руках. При этом они не были присоединены к источнику тока. За это позже выступления его усадили в кресло самого Фарадея. Работая над теорией радиоволн, Тесла придумал «телеавтомат» - самоходное устройство, которые управлялись на расстоянии.

Казалось, что перед Николой нет никаких преград и сама природа послушно исполняла указания ученого. Но в мае 1895 года в лаборатории случился пожар, поглотивший теснее сделанные разработки и новейшие планы, в том числе метод трансляции сообщений на расстоянии и механический осциллятор. Тогда настойчиво ходили сплетни, что поводом возгорания стал поджег соперников, а некоторые и совсем называли определенного виновника - Эдисона.

Передача данных на расстояние

Теслу спасла гениальная память, вследствие которой он восстановил свои записи, а «Компания Ниагарских водопадов» выписала ему 100 тыс. баксов на создание новой лаборатории. Итог не принудил себя ожидать - в 1896 году ученому удалось передать сигал без помощи проводов на 48 км.
В 1899 году по приглашению электрической компании, Тесла создает лабораторию Колорадо-Спрингс, которая работала над постижением гроз. Для этого серб сделал особый трансформатор с заземленным концом первичной обмотки. 2-й конец был присоединен к металлическому шару, из которого выходил стержень. Вторичная обмотка была подключена к устройству, интегрированному с записывающим прибором. Эта конструкция дозволила ученому осознать динамику меняющегося потенциала планеты. Позже этого он провел еще один эксперимент, в ходе которого смог подтвердить вероятность создания стоячей электромагнитной волны.
Позже заметных триумфов изобретатель возвратился в Нью-Йорк и замыслил построить станцию для передачи данных и энергии на расстояние в всякое место планеты. Для этого он купил на Лонг-Айленде маленький земельный участок, а зодчий В. Грой разработал план деревянной башни. К 1902 году это сооружение под наименованием «Уорденклифф» высотой 47 метров было построено, но дальше дело не вульгарно. Обещавший финансировать план Д. Морган, в конечный момент отказал Тесле из опасений разорения собственного бизнеса. Однако, ученого это не остановило и в ближайшие годы он продолжил оттачивать спецтехнологию, проведя уйма экспериментов.

«Засекреченные» изобретения Теслы

Но не только башней прославился Тесла - он не останавливал работу над другими изобретениями. В начале XX столетия Никола сотворил электросчетчик и частотомер, модернизировал паровые турбины, вел разработки локомотива, летательного агрегата, автомобиля и токарного станка.

«Летательный агрегат» Николы Теслы

«Это будут летательные агрегаты на абсолютно новых тезисах - без газовых баллонов, крыльев либо воздушных винтов. На высоких скоростях они будут перемещаться в всяких направлениях само­стоятельно от погоды, воздушных ям и нисходящих потоков».

Есть версии, что в лаборатории ученого создавалось сильное разорительное оружие. Вестимо, что во время проведения эксперимента, связанного с постижением автоколебаний, в помещении начался крепкий резонанс, принудивший Тесла перестать действо. Допустимо, это и было испытание оружия. Правда, некоторые утверждают, что в это время в городе случилось «Крупное Нью-Йоркское землетрясение», но получение правительством США всех чертежей и дальнейшее их засекречивание наводит на определенные мысли.
Недавно до кончины талантливый ученый объявил о сенсации - он сотворил «луч гибели», способный передавать на расстояние невообразимый объем энергии, тот, что мог истребить 10 тысяч самолетов. В 1931 году он показал публике свой электрокар с мотором переменного тока, передвигавшийся без подзарядки в течение каждой экспериментальной недели. По заявлению автора машина могла разгоняться до 150 км/ч.
 

Последние годы жизни

Недавно до гибели, Никола Тесла попал под колеса автомобиля и получил перелом ребер. На фоне осложнений началось воспаление легких и он слег в постель. Ученый велико переживал за судьбу родины, оккупированной в годы II мировой фашистами, и пытался поддерживать тех, кто вел борьбу за ее автономность. Даже будучи велико больным, Тесла никого к себе не пускал и находился в своем гостиничном номере один. Так он и скончался в одиночестве от душевной недостаточности в ночь на 8 января 1943 года. Нашли тело лишь через двое суток позже гибели.

Как и многие гениальные люди, Никола Тесла слыл чудаком и во многих рядовых житейских обстановках был необычен. Но он мог как никто иной на невообразимом ярусе ощущать метафизику и понимать законы природы. Итогом этого стали феноменальные изобретения, двинувшие вперед становление каждого общества.

• Когда Никола было лет десять он гладил мохнатую кошку и подметил, что между пальцами и волосами звериного проскакивают искры, исключительно невидимые в темноте. Мальчуган поинтересовался у папы о природе этого явления, на что тот откровенно ответил о родстве этих искр с молниями. Его результат Никола помнил до конца жизни - оказывается электричество дозволено приручить как домашнюю кошку, правда, с иной стороны, оно может выступать как суровая стихия (молния).
• После тяжелой болезни, перенесенной в юношестве, Тесла стал страдать фобией, связанной с боязнью заразиться заразой. Он по многу раз мыл руки, а если во время нахождения в ресторане на его тарелку садилась муха ученый сразу делал новейший заказ.
• Никола классно знал «Фауста» Гете и зачастую читал назубок отрывки из этого произведения. Некогда во время прогулки по парку он предался любимому занятию, позже чего непредвиденно стал чертить таинственные схемы, в которых за передачу энергии отвечали две электроцепи. В итоге родилось поистине революционное изобретение, дозволившее передавать электричество на огромные расстояния.
• Эдисон отчаянно спорил с Теслой о непрерывном и переменном токе, утверждая об угрозы последнего. Дабы подтвердить свою правоту он публично убил собаку переменным током, но на оппонента это не произвело никакого ощущения.
• По суждению некоторых любителей мифов, проводившиеся в известной башне Теслы «Уорденклифф» эксперименты, могли спровоцировать возникновение Тунгусского метеорита над Россией в 1908 году.
• Во взрослые годы Тесла был нелюдим и опасался ясного света, следственно ему приписывали родство с самим Дракулой. На самом деле из-за непрерывного воздействия электромагнитных полей у него развилось редкое отклонение - ученый стал отлично видеть в темноте и фактически ничего не различал при ясном свете из-за мощной рези в глазах.
• Способности великого ученого не знали границ. Он писал стихи, во сне предсказал гибель родной сестры, а также смог спасти друзей от аварии, не пустив их на поезд.
• В ходе одного из экспериментов с радиоволнами серб услышал необычные сигналы и заявил, что они пришли из космоса. Так родился следующий миф, утверждающий, что изобретения ему помогают создавать инопланетяне.

«Мой мозг только приемное устройство. В космическом пространстве существует некое ядро откуда мы черпаем познания, силы, воодушевление. Я не проник в тайны этого ядра, но знаю, что оно существует».