Душа хранит. Жизнь и поэзия Николая Рубцова. Библиография. Православные истоки поэзии николая рубцова Лирика звезда полей сосен шум автор

Николай Михайлович Рубцов (1936-1971) - русский поэт. Родился в поселке Емецк Архангельской области. Был матросом, рабочим. В 1969 г. окончил Литературный институт им. М. Горького. Начал печататься с 1957 г. Его проникновенная поэзия природы, сельской жизни проста по своей стилистике и тематике. Творчество Н. Рубцова связано преимущественно с родной Вологодчиной. Лирика Рубцова отличается творческой подлинностью, внутренней масштабностью, тонко разработанной образной структурой. Поэтом были написаны сборники стихотворений «Лирика» (1965), «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970), «Стихотворения. 1953-1971».

Звезда полей

      Звезда полей! В минуты потрясений
      Я вспоминал, как тихо за холмом
      Она горит над золотом осенним,
      Она горит над зимним серебром...

«Звезда полей» дарит свой неугасимый свет для всех «тревожных жителей земли», касается всех своим «приветливым» лучом.

      Но только здесь, во мгле заледенелой,
      Она восходит ярче и полней,
      И счастлив я, пока на свете белом
      Горит, горит звезда моих полей...

Русский огонек

Лирический герой находится один «в бескрайнем мертвом поле». Вокруг его оцепеневшие снега, темное небо без звезд. Неожиданно он увидел «тихий свет» и пошел на него.

      Я был совсем как снежный человек,
      Входя в избу (последняя надежда!),
      И услыхал, отряхивая снег:
      - Вот печь для вас и теплая одежда...
      Потом хозяйка слушала меня,
      Но в тусклом взгляде Жизни было мало,
      И, неподвижно сидя у огня,
      Она совсем, казалось, задремала...

      И вдруг открылся мне
      И поразил
      Сиротский смысл семейных фотографий:
      Огнем, враждой
      Земля полным-полна,-
      И близких всех душа не позабудет!..
      - Скажи, родимый,
      Будет ли война? -
      И я сказал: - Наверное, не будет.
      - Дай Бог, дай Бог..
      Ведь всем не угодишь,
      А от раздора пользы не прибудет...
      И вдруг опять:
      - Не будет, говоришь?
      - Нет, - говорю,- наверное, не будет.
      - Дай Бог, дай Бог...

Хозяйка долго смотрела на гостя, не поднимая седой головы, «как глухонемая». Она тихо дремала у огня.

      Но я глухим бренчанием монет
      Прервал ее старинные виденья...
      - Господь с тобой! Мы денег не берем!
      - Что ж, - говорю,- желаю вам здоровья!
      За все добро расплатимся добром,
      За всю любовь расплатимся любовью...
      За то, что, с доброй верою дружа,
      Среди тревог великих и разбоя
      Горишь, горишь, как добрая душа,
      Горишь во мгле - и нет тебе покоя...

В горнице

Картина горницы, освещенной светом ночной звезды. Лирический герой говорит о матушке, которая приносит ведро воды. Сам же он ничего не хочет сегодня делать.

      Красные цветы мои
      В садике завяли все.
      Лодка на речной мели
      Скоро догниет совсем.Дремлет на стене моей
      Ивы кружевная тень,
      Завтра у меня под ней
      Будет хлопотливый день!

Хлопоты будут таковы: нужно будет поливать цветы, думать о своей судьбе, до «ночной звезды» мастерить лодку.

Во время грозы

      Внезапно небо прорвалось
      С холодным пламенем и громом!
      И ветер начал вкривь и вкось
      Качать сады за нашим домом.

Завеса дождя заволокла лес, на землю слетают молнии. Горой шла туча, металось стадо, кричал пастух, молчала только церковь «набожно и свято».

      Молчал, задумавшись, и я,
      Привычным взглядом созерцая
      Зловещий праздник бытия,
      Смятенный вид родного края.И все раскалывалась высь,
      Плач раздавался колыбельный,
      И стрелы молний все неслись
      В простор тревожный, беспредельный.

«Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...»

      Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
      Неведомый сын удивительных вольных племен!
      Как прежде скакали на голос удачи капризный,
      Я буду скакать по следам миновавших времен...

Лирический герой вспоминает былые дни - игру гармониста, как плясал до изнеможения сам председатель, как он требовал выпить «за доблесть, за труд и за честность», как носил на руках, «как знамя», лучшую жницу. Лирический герой в «майском костюме» мчался на звуки первомайского веселья.

      Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
      Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
      Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
      И лодка моя на речной догнивает мели.

Пропал белоколонный «храм старины», пропали приметы прошлых счастливых лет. Лирический герой говорит, что ему не жаль «растоптанной царской короны», а жаль именно «разрушенных белых церквей».
Но он счастлив тем, что родился в лугах, «словно ангел, под куполом синих небес». Лирический герой опасается одного:

      Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
      Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
      Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
      Что, все понимая, без грусти пойду до могилы...
      Отчизна и воля - останься, мое божество!

Он призывает прошлое не уходить безвозвратно:

      Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
      Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
      Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
      Старинной короной своих восходящих лучей!..

Лирический герой «будет скакать» между полей, и никто не услышит «глухое скаканье».

      И только, страдая, израненный бывший десантник
      Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
      Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
      Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...

Осенняя песня

      Потонула во тьме
      Отдаленная пристань.
      По канаве помчался -
      Эх - осенний поток!
      По дороге неслись
      Сумасшедшие листья,
      И всю ночь раздавался
      Милицейский свисток.Я в ту ночь позабыл
      Все хорошие вести,
      Все призывы и звоны
      Из Кремлевских ворот,
      Я в ту ночь полюбил
      Все тюремные песни,
      Все запретные мысли,
      Весь гонимый народ.
      Ну так что же? Пускай
      Рассыпаются листья!
      Пусть на город нагрянет
      Затаившийся снег!
      На тревожной земле
      В этом городе мглистом
      Я по-прежнему добрый,
      Неплохой человек.
      А последние листья
      Вдоль по улице гулкой
      Все неслись и неслись,
      Выбиваясь из сил.
      На меня надвигалась
      Темнота закоулков,
      И архангельский дождик
      На меня моросил...

Лирика Н. Рубцова

Всего шесть лет продолжалось творчество этого поэта, но его талант был замечен и оценен по достоинству. Рубцов - певец русского севера, с его скромной природой, унылыми болотами и темными лесами. Поэт с такой любовью создает образы родного края, что невольно заставляет и читателя восхищаться его родиной. Поэтические темы Рубцова возникают из переживания природного мира, который ощущается как тайна. От этого поэзия для него становится сродни шаманству. Для Рубцова важно остановить мгновение, запечатлеть его.
В. Кожинов писал: «...существо поэзии Николая Рубцова - в воплощении слияния человека и мира», которое доступно ему благодаря причастности «тысячелетнему народному ощущению». Так, например, образ ночной звезды, создаваемый в стихотворении «Звезда полей», воплощает необходимую душе гармонию.
Николай Рубцов словно ощущает себя наследником многовековой русской истории. Критики считают, что творчество этого поэта соединило в себе традиции русской поэзии XIX-XX вв. - Ф. Тютчева, А. Фета, А. Блока, С. Есенина.
Глубина России для Рубцова - это русская деревня. В стихотворении «Видения на холме» Рубцов пишет:

      Россия, Русь - куда я ни взгляну...
      За все твои страдания и битвы
      Люблю твою, Россия, старину,
      Твои леса, погосты и молитвы,
      Люблю твои избушки и цветы,
      И небеса, горящие от зноя,
      И шепот ив у омутной воды
      Люблю навек, до вечного покоя...
      Россия, Русь! Храни себя, храни!..

Родился в селе Емецк Архангельской области, рано остался сиротой: детские годы прошли на Вологодчине в Никольском детдоме. Вологодская «малая родина» дала ему главную тему будущего творчества - «старинную русскую самобытность», стала центром его жизни, «землёй… священной», где он чувствовал себя «и живым, и смертным».
Проходит армейскую службу на Северном флоте, затем живёт в Ленинграде - рабочим, в Москве - студентом Литературного института им. М. Горького, совершает поездку в Сибирь.
В 1962 он поступил в Литературный институт и познакомился с В. Соколовым, С. Куняевым, В. Кожиновым и другими литераторами, чьё дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию своих стихов.
Первая книга стихов «Лирика» вышла в 1965 в Архангельске. Затем были изданы поэтические сборники «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Готовившиеся к печати «Зелёные цветы» появились после смерти поэта, который трагически погиб в ночь на 19 января 1971.
О своей поэзии сам Николай Рубцов написал:
Я переписывать не стануИз книги Тютчева и Фета,Я даже слушать перестануТого же Тютчева и Фета.И я придумывать не стануСебя особого, Рубцова,За это верить перестануВ того же самого Рубцова,Но я у Тютчева и ФетаПроверю искреннее слово,Чтоб книгу Тютчева и ФетаПродолжить книгою Рубцова!..
Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000
РУБЦОВ, Николай Михайлович (3.I.1936, пос. Емецк Архангельской области, - 19.I.1971, Вологда) - русский советский поэт. Воспитывался в детских домах, учился в лесотехническом техникуме (г. Тотьма Вологодской области). Работал кочегаром рыболовного судна, позже - на Кировском заводе (Ленинград). Окончил Литературный институт им. М. Горького (1969). Печатался с 1962. Опубликовал сборники «Лирика» (1965), «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Поэзия Рубцова отмечена подлинностью авторской интонации, глубиной и оригинальностью мироощущения. Поэт как бы вслушивался в «голоса» природы, истории, народа и воплощал их в слове и ритме. Критика нередко рассматривала Рубцова как «певца деревни», однако он обратился к теме деревни лишь в зрелости, и она была для него не самоцелью, а формой поэтического мышления о мире в целом: «В деревне виднее природа и люди… виднее… на чём поднималась великая Русь». Поэзия Рубцова обладает сложной, тонко разработанной структурой, богатством и многогранностью поэтического языка.
Соч.: Зелёные цветы, М., 1971- Последний пароход, М., 1973- Избр. лирика, Вологда, 1974- Подорожники, М., 1976- Стихотворения, М., 1977.
Лит. Передреев А., Мир, отражённый в душе, «Лит. Россия», 1967, 22 сент.- Куняев С., Словами простыми и точными, «Лит. газета», 1967, 22 нояб.- Ланщиков А., Много или всё-таки плохо?…, «ВЛ», 1969, № 1- Михайлов Ал., «Посреди очарованных трав…», «Дружба народов», 1969, № 2- Дементьев В., Предвечернее Николая Рубцова, «Москва», 1973, № 3- Кожинов В., Николай Рубцов, М., 1976- Пикач А., «Я люблю судьбу свою…» (О поэзии Николая Рубцова), «ВЛ», 1977, № 9.
В. В. Кожинов
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 9. - М.: Советская энциклопедия, 1978

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
Высшего профессионального образования
«Удмуртский государственный университет»
Факультет журналистики
Кафедра фольклора и литературы XX века
Реферат по русской литературе XX века
«Лирика Николая Рубцова»
Выполнил студент 5 курса, ОЗО,
Гр. З-021400-51
Мукминова Светлана Рудольфовна.
Научный руководитель:
К.ф.н., доцент
Леднева Татьяна Петровна.
Ижевск, 2012
Введение 2
ГЛАВА 1. Творческий путь Н.М. Рубцова 4
ГЛАВА 2. Основные мотивы и особенности творчества 9
Заключение 23
Список использованной литературы 25
Введение
Николай Рубцов – один из виднейших поэтов ХХ века, ярчайший представитель так называемой «тихой» поэзии, «интимной» лирики, куда помимо него критики относят А. Жигулина, В. Соколова, Г. Горбовского, С. Дрофенко, А. Кушнера, О. Чуконцева, И. Шкляревского. Их поэзия утверждает красоту и ценность бытия, обращается к вседневному человеческому состоянию. Поэтов интересовали вечные общечеловеческие ценности, они не спешили воспевать стройки века, противостояли официальной плакатности, более всего их занимал покой и созерцание. Однако более всего по тематике «тихие» поэты близки прозаикам Распутину, Астафьеву, Носову, Шукшину, это не поэты «чистого искусства», подобно Тютчеву или Фету. Поэты «интимной» лирики не боялись острых социальных проблем: говорили и об уничтожении церквей, уничтожении уникальных памятников русской архитектуры, о бедственном положении русских деревень. Особое внимание в их творчестве уделяется пейзажу, который воспринимается как высшая жизненная ценность. Для «интимной» лирики характерна нарочитая простота художественного стиля, широкое использование фольклорных приемов.
Данную работу мы посветим творчеству именно Н. Рубцова, как самого талантливого, на наш взгляд, поэта «тихой» лирики. Мы вынуждены коснуться его биографии, а также попытаться показать связь с традициями русской классической литературы. Надо отметить, что данная тема мало освещена в трудах литературоведов.
В своей работе мы опирались на исследования жизни и творчества Николая Рубцова таких авторов, как В.В. Кожинов, В. Оботуров, В.Н. Бараков, Н. Коняев, А. Передреев, А. Михайлов и др., воспоминания Виктора Коротаева и Александра Романова.
Целью нашей работы стало изучение жизненного и творческого пути Н. Рубцова.
Перед нами стояли следующие
задачи:
1. познакомиться с критической литературой по творчеству Рубцова-
2. рассмотреть его поэзию в целом и выделить ее основные особенности-
3. дать более детальный анализ отдельных стихов.
Изучение данной темы поможет понять значение творчества Н.Рубцова, его место в русской поэзии, а также то, каким образом проблемы окружающей и личной жизни преломляются в литературном произведении.
ГЛАВА 1.Творческий путь Н.М. Рубцова
«Николай Рубцов - поэт долгожданный. Блок и Есенин были последними, кто очаровывал читающий мир поэзией - не придуманной, органической. Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали голоса яркие, неповторимые. И все же - хотелось Рубцова. Требовалось. Кислородное голодание без его стихов - надвигалось...», - пишет Г. Горбовский .
И действительно, Николай Михайлович Рубцов (3 января 1936 г. - 19 января 1971г.) унаследовал из прошлого русской литературы то, что мы подразумеваем под словами «судьба русского поэта». Ему было отпущено 35 лет жизни, слава и народная любовь - посмертно. Одиночество, неприкаянность, бедное и бездомное (почти до конца) существование. Но и - способность сгореть в труде, всего себя отдавать стихам. Внешне неожиданная и нелепая, внутренне глубоко закономерная и предчувствуемая гибель.
И умение так по-есенински попрощаться:
Мы сваливать
не вправе
Вину свою на жизнь.
Кто едет,
тот и правит.
Поехал, так держись!
Я повода оставил.
Смотрю другим вослед.
Сам ехал бы
и правил,
Да мне дороги нет…
Вместе с тем, Рубцов был человеком своего времени. Как и многие, он увлекался в молодости Хемингуэем и его книжками, любил знаменитого футболиста Эдуарда Стрельцова, хорошо отзывался о Ленине, размышлял об успехе Владимира Высоцкого. Как всякий русский, Рубцов с восхищением относился к Александру Невскому. Поэт хотел даже написать о Невском поэму, и называл своего будущего героя «светозарным». Святыми были для Рубцова имена Пушкина, Тютчева, Есенина…
Николай Рубцов родился в селе Емецк Архангельской области. Он был пятым ребенком в семье. Перед самой войной родители переехали в Вологду. В детские годы Николай пережил много потерь. В 1941 ушел на фронт отец, и о его судьбе долго было ничего неизвестно (как оказалось позднее, он остался жив, но детей своих не стал разыскивать, женился второй раз). От болезни умерли две старшие сестры, а в 1942 умерла мама. Четверо детей в годы войны остались сиротами. Время, проведенное в Никольском детском доме, куда попал шестилетний Коля Рубцов, подарило ему главную тему будущего творчества: «До меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного и поэтического» («Коротко о себе») .
Вологодская земля стала вечным магнитом, ядром жизни Рубцова, хотя ему много пришлось постранствовать: армейская служба на Северном флоте, жизнь в обеих российских столицах (в Ленинграде - рабочим, в Москве - студентом Литературного института), поездка в Сибирь. Долгое время Рубцов не имел своего жилья (только в 1969 году Рубцов получает первую в своей жизни отдельную однокомнатную квартиру), но не возвращаться в Вологду не мог: «…в Вологде мне всегда бывает хорошо, и ужасно грустно и тревожно. Хорошо оттого, что связан я с ней своим детством, грустно и тревожно, что и отец, и мать умерли у меня в Вологде. Так что Вологда - земля для меня священная, и на ней с особенной силой чувствую я себя и живым, и смертным» (из письма Г.Горбовскому) .
1962 год принято считать началом творческой зрелости поэта. В этом году он поступил в Литературный институт имени Горького и познакомился с В.Соколовым, С.Куняевым, В.Кожиновым и другими литераторами, чье дружеское участие не раз помогало ему и в творческом взрослении, и в издательских делах. Напечатал при жизни Николай Рубцов немного. Помимо журнальных подборок и совсем тоненькой книжечки «Лирика» (1965) тиражом в 3000 экземпляров, это сборники «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Готовившиеся к изданию «Зеленые цветы» появились уже после смерти Рубцова, в 1971 году. После смерти были опубликованы сборники: «Последний пароход» (Москва, 1973), «Избранная лирика» (Вологда, 1974), «Подорожники» (Москва, 1975), «Стихотворения» (1977).
Уже на первые циклы стихов Николая Рубцова обратили внимание Марк Соболь в статье «Честь быть человеком» («Литературная газета», 14 декабря 1965г.) и Вадим Кожинов в обсуждении за «круглым столом» итогов 1965 поэтического года - статья «Поэты и стихотворцы» («Вопросы литературы», 1966, № 3). Только одну небольшую рецензию, опубликованную поэтом Юрием Линником в журнале «Север», вызвала первая книжка стихов Рубцова «Лирика», а уже на «Звезду полей» откликнулись многие. Прежде всего, поэты, которые почувствовали свою родственность музе Рубцова: Станислав Куняев и Анатолий Передреев, а также Л. Лавлинский и другие критики. Знаменитый сборник «Звезда полей» стал выдающейся книгой, знаковой, «культовой», как сейчас говорят. Для очень многих он стал настоящим откровением, невиданным свидетельством бессмертия национального духа в эпоху «застоя». В1967 году к поэту пришла настоящая слава.
Особое место уделили поэзии Рубцова в своих обзорах В. Чалмаев и В. Друзин. Позже о лирике Рубцова писали А. Михайлов, Е. Осетров, А. Ланщиков и другие критики.
В довольно неожиданной и смелой работе литературоведа Александра Кирова «Лирический роман в поэзии Н.М. Рубцова» доказывается, что поэт сознательно «выстраивал» свою поэзию и судьбу одновременно: «Все движется к темному устью…» . Александр Киров берет за основу не умозрительный, а фактический материал (книги стихов, составленные Рубцовым) и реконструирует выстроенный (и в определенной степени зашифрованный поэтом) лирический роман как художественную целостность. Отдельной темой его исследования стала проблема православной духовности как основы религиозно-философского мышления Николая Рубцова. Александр Киров опирается в данном случае и на биографические факты, и на сами художественные тексты, и на их варианты. Кстати, только в последние годы стали известны некоторые варианты популярнейших созданий Рубцова. Например, строка «жизнь порой врачует душу…» из стихотворения «Выпал снег» звучала так: «Бог порой врачует душу…» .
В настоящее время в Вологде именем Николая Рубцова названа улица и установлен памятник (1998, скульптор А.М. Шебунин). В Тотьме установлен памятник работы скульптора Вячеслава Клыкова. Памятник Рубцову установлен также на его родине, в Емецке (2004, скульптор Н. Овчинников).
ГЛАВА 2.Основные мотивы и особенности творчества
«Стихи его настегают душу внезапно. Они не томятся в книгах, не ждут, когда на них задержится читающий взгляд, а, кажется, существуют в самом воздухе. Они, как ветер, как зелень и синева, возникли из неба и земли и сами стали этой вечной синевой и зеленью...» - отмечает А. Романов .
Поэзия Рубцова, предельно простая по своей стилистике и тематике, связанной преимущественно с родной Вологодчиной, обладает творческой подлинностью, внутренней масштабностью, тонко разработанной образной структурой. О своей поэзии сам Николай Рубцов написал:
Я переписывать не стану
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..
С первых самостоятельных шагов в поэзии Николай Рубцов проявил такую широту творческого кругозора, которая позволила ему воспринять опыт не только Ф. Тютчева и А. Фета, А. Блока и И. Бунина, но и С. Есенина, Д. Кедрина, А. Яшина. Он учился у многих, но ничьих следов непосредственного влияния в поэзии Рубцова, по мнению В. Оботурова, мы не обнаружим . Не часто, но время от времени проникают в стихи Рубцова моменты его биографии («Детство», «Березы», «Грани», «Я весь в мазуте…» и др.). Реальная жизнь поэта открывается достаточно полно для того, чтобы составить представление об истоках его поэзии и лирического характера. Поэт открыто говорит о своих привязанностях. Ивы, река, соловьи, деревянная школа - все, с чем ассоциируется понятие «Родина», дорого для него уже само по себе.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Поэтический мир Рубцова одновременно и узнаваем, и многообразен в своих проявлениях. Если попытаться дать ему общую характеристику, то это, прежде всего, мир крестьянского дома и русской природы. Здесь много серой воды и серого неба, немного «пологой родимой земли» и «огней вдоль по берегу», «в печи березовый огонь», книги и гармонь. Замкнутое пространство дома способствует размышлениям лирического героя о своей индивидуальной судьбе, а безграничное пространство природы почти всегда выводит к ощущению хранимой в нем истории и судьбы народа. В дальнем поселке, где с упоением внимает поэт сказанию старинных сосен, ему слышен «глас веков» («Сосен шум»). Живейшее волнение будит и болото, «на сотни верст усыпанное клюквой, овеянное сказками и былью прошедших здесь крестьянских поколений» («Осенние этюды»). Много раз передуманное волнует поэта и старуху, его собеседницу, в стихотворении «Русский огонек». Надежда на будущее и память о былом живут в едином чувстве. Мил Николаю Рубцову образ бескрайнего российского простора с пустынностью наших лесов, болот и полей. Романтической таинственностью полон этот образ, в котором грезится что-то сказочное, призрачное. Впечатление создается не пластически, а намеком, музыкой, настроением.
Чудный месяц горит над рекою,
Над местами отроческих лет.
И на родине, полной покоя,
Широко разгорается свет…
Этот месяц горит не случайно
На дремотной своей высоте,
Есть какая-то жгучая тайна
В этой русской ночной красоте!
Словно слышится пение хора,
Словно скачут на тройках гонцы,
И в глуши задремавшего бора
Все звенят и звенят бубенцы…
(«Тайна»).
Поэт идет обычно от немногих реальных примет пейзажа: ветер, замерзшая вода, пустой сенной сарай под елкой на высоком берегу. Не только ширь, но и глубина картины схвачена и открыт простор воображению («Ночь на перевозе»):
Мне мерещится в темных волнах
Затонувший какой-то флот.
И один во всем околотке
Выйдет бакенщик- великан
И во мгле промелькнет на лодке,
Как последний из могикан…
Вот стихотворение «Ночь на Родине». В нем зрительный и музыкальный ряды сливаются воедино с рядом душевных движений, в целом образуя богатую лирическую тему - тему единства с Родиной.
Высокий дуб. Глубокая вода.
Спокойные кругом ложатся тени…
Общий набросок картины уже есть - без уточнений, без лирической окраски, и рождается мелодия - тихая, ровная, задумчивая. «И тихо так…»- поэт развивает мотив тишины, в котором чуть-чуть пробивается струйка светлой радости, идущей от миротворящего настроения пейзажа. А пейзаж постепенно детализируется: где-то в легком тумане прорисовались крыши деревенских изб, которые, кажется, никогда «не слыхивали грома», и глубокое ночное небо раздвинулось, поле зрения тоже: «не встрепенется ветер у пруда, и на дворе не зашуршит солома…» Картина завершена, но в ней еще мало жизни. И вот он, последний штрих, звуковой: «И редок сонный коростеля крик». На этом фоне определеннее ощущается душевное состояние поэта, в которое прорывается тревожная нотка: «Вернулся я - былое не вернется». Как ни грустно, но ведь это естественно. И все-таки трудно поэту примириться с необратимостью времени.
Силу человеку дает привязанность к родному краю, сознание своего места на земле. Поэтому, как самая важная заповедь, звучат простые и мудрые слова старика-пастуха в «Жар-птице» - ответ на вопрос поэта:
Так что же нам делать? Узнать интересно…
А ты, говорит, полюби и жалей
И помни хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей…
Природа у Рубцова часто открывается в остром борении стихий («Гроза», «После грозы», «Седьмые сутки дождь не умолкает…») Она живет, и в движение ее вовлечен человек. Причем, у Рубцова мы нигде не найдем их противопоставления, человек для него - часть природы, слит с ней неразрывно. И сам поэт - плоть от плоти этого мира. Стихи Николая Рубцова всегда безыскусны в своей простоте. Их настроение и интонация - естественны, как дыхание, потому что талант природен. Правомерно рождаются строки Рубцова, в своей глубине родственные тютчевским:
…утром солнышко взойдет, -
Кто может средство отыскать,
Чтоб задержать его восход,
Остановить его закат?..
Вот так поэзия, - она
Звенит - ее не остановишь!
А замолчит - напрасно стонешь!
Она незрима и вольна…
Прославит нас или унизит,
Но все равно возьмет свое,
И не она от нас зависит,
А мы зависим от нее.
Личная судьба рубцовского героя скорее несчастливая, и она является точным слепком судьбы поэта. Та же бесприютность и сиротство, та же неудачная любовь, заканчивающаяся разлукой, разрывом, утратой. Наконец, самое тягостное - предчувствие скорой и неотвратимой смерти. Жить сложнейшими переживаниями, остро чувствовать трагическое в жизни и переплавлять в душе своей в гармонически пленительные строки стихов - таков был удел поэта Николая Рубцова.
Взгляд Рубцова чаще обращен в прошлое, точнее, к русской старине. Старина у Рубцова сохранена не только в рукотворных памятниках, но и в мироощущениях поэта:
…весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной…
Способность ощутить себя частицей природы гармонизирует хотя бы на время внутренний мир героя, мучимого противоречиями.
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны.
Неведомый сын удивительных вольных племен!
Я буду скакать по следам миновавших времен…
Это первая строфа одного из лучших стихотворений Рубцова, написанного в 1963 году, - «Холмы задремавшей отчизны» - и есть то любимое лирическим героем Рубцова место, которое позволяет ему вырваться из «малого» времени в «большое» и увидеть движение истории. Ирреальность фигуры всадника подчеркнута и в финале этого большого стихотворения, когда он «мелькнувшей легкой тенью» исчезает «в тумане полей». Однако в этой «рамке» (излюбленный композиционный прием Рубцова) живут очень личные и очень конкретные чувства лирического героя. И главное из них - переживание утраты старинной жизни. Это Россия уже не «уходящая» (Рубцов через десятилетия перекликается с Есениным, кстати, это один из любимых его поэтов), а «ушедшая». Ощущение утрат вначале носит психологический характер:
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
Затем поэтическая энергия концентрируется в образах со вполне конкретным социально-историческим наполнением:
И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, -
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
Не жаль того, что возносит одного над всеми- жаль того, что роднило, объединяло всех со всеми. Но это еще не кульминация текста. Самого пронзительного звучания переживание утраты достигает тогда, когда лирический герой в замечательно точном образе обмелевшей реки философски прозревает обреченность цивилизации позитивизма:
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля - останься, мое божество!
Обращаясь к читателям Рубцова В. Кожинов писал: «Прервалась связь с самим представлением о бесконечном, без чего не может быть и глубокого смысла конечного» . Сходным образом рождается выход в «большое» время в стихотворении «Гуляевская горка» и особенно интересно - в «Видениях на холме»:
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
В видении, сменяющем в середине стихотворения «картины грозного раздора», не стоит искать прямых исторических аллюзий, но это не отменяет искренней и глубокой тревоги за настоящее и будущее России:
Россия, Русь, храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях
России.
И все же очнувшийся от видений лирический герой оказывается наедине с тем, что дает ему надежду и успокоение, - с «безбрежным мерцаньем» «бессметных звезд Руси». Гармония, впрочем, может обретаться в поэтическом мире Рубцова и иначе. Образ сельского кладбища, впервые в русской поэзии прочувствованный в переводах В.Жуковского, находит такое же элегическое воплощение и у Рубцова. В стихотворении «Над вечным покоем» (1966) «святость прежних лет», о котором напоминало герою «кладбище глухое», умиротворяет его сердце, наполняет естественным, очень «природным» желанием:
Когда ж почую близость похорон,
Приду сюда, где белые ромашки,
Где каждый смертный свято погребен
В такой же белой горестной рубашке.
Смерть как приобщение к «святости прежних лет» - разрешает ли поэт найденным образом саму проблему? Конечно, нет! До конца примириться с неизбежностью ухода человека в небытие он не может. Но крика отчаяния нет в рубцовских стихах о смерти. Вот короткое стихотворение позднего периода:
Село стоит
На правом берегу,
А кладбище -
На левом берегу.
И самый грустный все же
И нелепый
Вот этот путь,
Венчающий борьбу
И все на свете, -
С правого
На левый,
Среди цветов
В обыденном гробу…
У Рубцов вовсе нет желания поразить новой мыслью или уникальной метафорой. Автор добивается гораздо большего: в негромких и тонких эпитетах («нелепый», «обыденный»), в выверенной интонации - бережной и одновременно сдержанно-ироничной - слышится голос сполна вкусившего утрат и помудревшего человека. Не стоит, однако, думать, что Рубцов не был способен писать иначе. То же кладбище могло предстать под его пером вовсе не утишающим и утешающим, а ужасающим, парализующим душу, как, например, в стихотворении «Седьмые сутки дождь не умолкает» (1966). Картина весеннего половодья здесь гиперболизируется, разрастаясь едва ли не до масштабов потопа («И реками становятся дороги, / Озера превращаются в моря») и приобретает поистине апокалиптический характер:
На кладбище затоплены могилы,
Видны еще оградные столбы,
Ворочаются, словно крокодилы,
Меж зарослей затопленных гробы,
Ломаются, всплывая, и в потемки
Под резким неслабеющим дождем
Уносятся ужасные обломки
И долго вспоминаются потом…
Такое нарушение гармонии, гибель «святости прежних лет» под напором слепой стихии особенно страшны для Рубцова: «И долго вспоминаются потом». Друзья вспоминают, что он был мнительным человеком. Через четыре года после создания этого стихотворения, написав свою знаменитую пророческую строчку «Я умру в крещенские морозы», поэт не в силах был освободиться от поразившей его когда-то картины и, словно испытывая душу и волю, примерял увиденное на себя:
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый,
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки.
И все-таки это - исключения. Они потому и выделяются так резко, что окружают их совсем другие стихи.
Любимая стихия Рубцова - ветер. И даже если он приносит грозу, воспринимающуюся как «зловещий праздник бытия» («Во время грозы»), то лишь затем, «чтоб удивительно /Светлое утро/ Встретить, как светлую весть!» («После грозы»). Чаще всего ветер пробуждает спящую в природе память истории, и природа начинает говорить, взвывая к тем, кто умеет слушать («О чем шумят…», «Сосен шум», «В старом парке» и другие стихотворения).
Лирический герой Рубцова как раз и обладает таким особым даром и напрямую заявляет об этом: «Я слышу печальные звуки, / Которых не слышит никто». Чаще всего голос истории, пробуждаемый ветром, слышен в тиши ночи, и герой, ждущий его, признается: «Я так порой не спать люблю!»
Да как же спать, когда из мрака
Мне будто слышен глас веков…
(«Сосен шум», 1967).
Заканчивается цитируемое стихотворение строфой, которая при внимательном чтении помогает понять, почему 35 рубцовских лет кажутся вместившими в себя намного больше и почему он был порой так сложен в «дневном», бытовом общении:
Пусть завтра будет путь морозен,
Пусть буду, может быть угрюм,
Я не просплю сказанье сосен,
Старинных сосен долгий шум…
Целостный художественный мир Рубцова взывает к целостному, органичному его рассмотрению, анализу. Попытаемся именно таким образом прочитать отрывок одного из лучших стихотворений поэта - «По мокрым скверам проходит осень» (1964):
Кто там стучится
в мое жилище?
Покоя нету!
Ах, это злая старуха осень,
Лицо нахмуря,
Ко мне стучится,
и в хвое сосен
Не молкнет буря!
Куда от бури,
от непогоды
Себя я спрячу?
Я вспоминаю былые годы,
И я плачу…
Эмоция лирического героя не заявлена категорически, однако можно предположить, что здесь главенствует ощущение бесприютности. Ему сопутствует одиночество, отсутствие тепла…«Дом всегда был там, где я работал или учился…» (из предисловия к рукописи сборника стихов «Волны и скалы») .
Бесприютность передается, прежде всего, движением зримых образов. Сопротивопоставлены мир, относительно разомкнутый в пространство (ночной сквер), и мир относительно замкнутый (пещера - жилище). Граница между этими мирами, как это часто бывает у Рубцова, непрочна и легко преодолима. Осень настигает героя и в его жилище - и не дает покоя, не отпускает, а мысль героя, в свою очередь, снова пытается вырваться наружу. И в осени, и в жилище мы видим, по сути, нечто однородное. «Потемкам» вроде бы противопоставлен свет, но это - «пустынный электропламень», который не согревает и не избавляет от одиночества. Тишина пещеры тоже относительна: « Кто там стучится в мое жилище? Покоя нету!» Однако чувство бесприютности, неприкаянности эстетизировано поэтом. Отрицательным эмоциям героя противостоит сам строй стиха, его внутренняя гармония. С одной стороны, ритмическая монотония трехчастных единиц усиливает ощущение безысходности, предопределенности, с другой, - отточенность, отшлифованность ритмического рисунка и сама его необычность рождают ощущение красоты, приближают к катарсису.
Таков и металогический характер языка. «Нахмуренное лицо» осени вовсе не безобразно: она ступает не по грязной дороге, а по «мокрым скверам», ее движение сопровождают «громкие скрипки» сосен, ветер не пронизывает, а «обнимает» героя. На протяжении всего стихотворения четко выдерживается стилевая приподнятость: «не молкнет буря», «былые годы» - эти и другие выражения несколько «выше» нейтральной лексики.
Подзаголовок к этому стихотворению «Вольный перевод Верлена», воспроизводящийся не во всех изданиях, может существенно обогатить наши представления о его лирической образности. Известно, что в 1962 году в Литературном институте Рубцов в числе других студентов получил задание сочинить по подстрочнику перевод «Осенней песни» Верлена. У него тогда получилась своя собственная «Осенняя песня», а к Верлену поэт вернулся двумя годами позднее. К этому тексту в числе других замечательных поэтов обращался и Б.Пастернак. В переводе Пастернака масштабы конфликта героя с действительностью невелики и постоянно сужаются, уменьшаются. Не то - у Рубцова. Если верленовско-пастернаковский герой еще только может «всплакнуть под шумок», то верленовско-рубцовский уже плачет под бурю. У Пастернака - «хандра ниоткуда», у Рубцова незримо присутствуют «былые годы», и в них мы можем подозревать причину его тоски. Ими поддерживается, а не снимается эмоциональное напряжение.
Обращаясь к любимым поэтам прошлого (а таких стихотворений у него около десяти), Рубцов выделял в них, прежде всего, те черты, которыми обладал или к которым стремился сам. Тютчев у него - «сын природы», Есенин живет «в предчувствии осеннем / Уж далеко не лучших перемен», Кедрин, «один в осенней мгле», из «зловещего и ветреного» мира спешит в теплое жилище. Известно, что поэт любил исполнять под гитару стихотворение Тютчева «Брат, столько лет сопутствовавший мне…» Почему именно эти стихи? Потому что их лирический герой напрямую перекликается с рубцовским: то же обостренное чувство необратимого движения к концу - через утраты («Дни сочтены, / Утрат не перечесть»), та же иерархия «сегодняшнего - давнего» («Живая жизнь давно уж позади»), то же одиночество в природе («И я теперь на голой вышине / Стою один, - и пусто все кругом»).
Для Рубцова равно органичным было находиться в реальном поле, внимая «сказанью» летящих над ним журавлей, - и в магнетизирующем поле русской поэзии, слушая ее живые голоса:
Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.
«Если сам я хоть что-нибудь значу»…Сейчас значение Рубцова видится в том, что его лирика, пожалуй, последнее столь цельное и органичное явление в русской поэзии XX века. Его стихи обладают важным для поэтического текста свойством - целительным воздействием на душу человека. В предисловии к рукописи сборника стихов «Волны и скалы» Рубцов писал: «Особенно люблю темы родины и скитаний, жизни и смерти, любви и удали. Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений…» .
Лирический сюжет у Рубцова несет определенные смысловые нагрузки, характерные как для всего русского поэтического мироощущения XX века, так и для народного сознания в 1960-80-е годы. В нем выражена одна из главных примет художественного мышления поэта - его отстраненность. Это не только поэтическая форма, а само содержание русской жизни второй половины столетия. Огромные массы народа хлынули из деревни в город- менялся уклад, менялось сознание. В неустойчивости жизни появилась отстраненность, в которой сосуществовали одновременно и уход, и возвращение:
Но моя родимая землица
Надо мной удерживает власть,
Память возвращается, как птица,
В то гнездо, в котором родилась.
Отсюда и небольшой набор лирических тем у Рубцова. Легко понять, почему так ясно и определенно он высказывался об их выборе:
О чем писать?
На то не наша воля!
Эмоциональная напряженность его поэзии объясняется еще и тем, что он точно знал: любые вторичные темы подчинены общей, трагической для всех нас «теме», единому для всех «сюжету».
Поэтические мотивы в лирике Рубцова включены в сложную систему ассоциативных связей: фольклорных, литературных, общеупотребительных, контекстуальных (в тексте отдельных стихотворений, в их цикле, во всем творчестве поэта, в его литературном окружении и т.д.), в том числе и связей интуитивно-мистических. Так, в ряду устойчивых мотивов, сопряженных с образом ночи, есть и такой: необъяснимая тоска, так называемая «русская» тоска. Или другой пример: в молитве Св. Василия Великого сказано: «И даруй нам бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю настоящего жития нощь прейти…» Сравните у Рубцова:
Созерцаю ли звезды над бездной
С человеческой вечной тоской,
Воцаряюсь ли в рубке железной
За штурвалом над бездной морской -
Все я верю, воспрянувши духом,
В грозовое свое бытие
И не верю настойчивым слухам,
Будто все перейдет в забытье…
Общая, объединяющая тема рубцовской философской лирики совсем не оригинальна: смысл человеческой жизни… Поиск этого смысла, духовное странствование по Руси нынешней и минувшей - вот подлинное содержание поэзии Рубцова. О ее предназначении поведал нам на прощание вологодский поэт Александр Романов: «Сама природа русского духа давно нуждалась в появлении именно такого поэта, чтобы связать полувековой трагический разрыв отечественной поэзии вновь с христианским мироощущением. И жребий этот пал на Николая Рубцова. И зажегся в нем свет величавого распева и молитвенной исповеди» .
Заключение
Уже утвердилось мнение, что Николай Рубцов был одним из самых значительных лирических поэтов своего времени. Собственно литературная, так сказать, профессиональная деятельность Николая Рубцова длилось всего несколько лет, и он не успел обрести зрелость поэтического стиля. По мнению В. Кожинова, в стихах Рубцова можно обнаружить неточные, случайные и даже неуклюжие строчки, но в них нет и тени искусственности, фальши, сделанности . Лирике Николая Рубцова присуща единственная в своем роде творческая подлинность и проникновенность. Поэзия его исполнена живой жизни, она уходит своими корнями в глубины личностного и народного бытия.
Не смотря на то, что творческий путь Н. Рубцова короток, однако развитие его художественного слова очевидно. От сборника к сборнику углубляется философская проблематика, обостряется чувство времени (сборники «Звезда полей», «Душа хранит»), все проявленней становится мотив дороги, странствий, появляются религиозные мотивы (сборник «Сосен шум»), все горше звучит тоска, навевая ощущение близкого конца, ощущение, которое сам автор обозначил как «резкая грусть» (посмертный сборник «Зеленые цветы»).
Стихи Николая Рубцова очень музыкальны, некоторые из них положены на музыку. Особенной известностью пользуются песни «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «В минуты музыки печальной».
В. Кожинов вспоминал: «Когда Николай Рубцов пел - впрочем, это слово не годится: точнее будет говорить не о пении, а о действе - свои стихи - «В горнице моей светло…», «Я уеду из этой деревни…», «Потонула во тьме отдаленная пристань…» и другие - рождалось ощущение, что звучат не стихи, а вдруг вырвавшаяся из недр жизни стихия» .
Опора на традиции отечественной словесности не мешала яркой самобытности рубцовского стиха с его доминирующей «разговорностью», синтаксическими шероховатостями, необработанностью и впечатляющей непосредственностью почти лишенной эпитетов и метафор естественной речи, то задиристой, то приглушенно-плавной и раздумчивой («Высокий дуб. Глубокая вода. /Спокойные кругом ложатся тени. И тихо так, как будто никогда /Природа здесь не знала потрясений» -- стихотворение «Ночью на родине»). Лучшие из не всегда ровных по мастерству стихов поэта-самородка ставят их автора в первый ряд русских поэтов 20 в. («Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны», «Прощальное», «Тихая моя родина», «Душа хранит», «Зеленые цветы» и др.).
В критике (первым открыл и дал адекватную оценку его поэзии В.В. Кожинов) справедливо отмечалось, что постоянная тема деревни у Рубцова -не самоцель, а форма поэтического мышления о мире в целом.(«В деревне виднее природа и люди… Виднее… на чем поднималась великая Русь»).
Национальный характер творчества Рубцова проявляется не только в том, что в его стихах звучат мотивы русской природы и русской истории (стихотворения «Видение на холме», «О Московском Кремле» и др), национален сам лирический герой Рубцова, с его исповедальностью и мужественной самоиронией, удалью и нежностью, жизнелюбием и тоской, с всеохватностью приятия мира и катастрофическим ощущением непонятости и внутреннего одиночества, с неизменным при этом осознанием «корневой» связи своей судьбы с судьбой России.
Список использованной литературы
1. Бараков В.Н. Лирика Николая Рубцова // Бараков В.Н. «Почвенное» направление в русской поэзии второй половины ХХ века: типология и эволюция. – Вологда: «Русь», 2004. – 268 с.
2. Бараков В.Н. «И не она от нас зависит»: Заметки и размышления о поэзии Н. Рубцова. - 1995.
3. Бараков В.Н. Поэтическая биография Николая Рубцова. - 2005.
4. Белков В. Жизнь Рубцова. - Вологда, 1993.
5. Белков В. Легенды о Рубцове. - Вологда, 1994.
6. Белков В. Рубцов сегодня: очерки и размышления. - Вологда, 2003.
7. Белков В. Сто историй о Рубцове. - М., 2005.
8. Зайцев В. Николай Рубцов. - М., 2002.
9. Киров А. Лирический роман в поэзии Н.Рубцова. - М., 2004.
10. Кожинов В. Николай Рубцов. - М., 1975.
11. Коняев Н.М. Николай Рубцов. Ангел Родины. - М., 2007.
12. Михайлов А. Посреди очарованных трав // «Дружба народов», 1969, №2.
13. Николай Рубцов: Вологодская трагедия / Сост. М.Коняева. - М., 1998.
14. Оботуров В. Искреннее слово:Страницы жизни и поэтический мир Н.Рубцова. - М., 1987.
15. Передреев А. Мир, отражённый в душе // «Литературная Россия», 1967, 22сентября.
16. Попов Н. Николай Рубцов в воспоминаниях друзей. Ранее не опубликованные стихотворения и материалы. - М., 2008.
17. Розанов Ф. Звездные трагедии: Загадки, судьбы и гибели. - М., 2007.
18. Рубцов Н. Зелёные цветы. - М., 1971.
19. Рубцов Н. Последний пароход. - М., 1973.
20. Рубцов Н. Избранная лирика. - Вологда, 1974.
21. Рубцов Н. Подорожники. - М., 1975.22. Рубцов Н.М. Избранное. - М., 1982.
23. Рубцов Н. Стихотворения. - М., 1983.
24. Рубцов Н. Видения на холме. Стихи, переводы, проза. - М., 1990.

Николай Михайлович Рубцов (3.01.1936 г. – 19.01.1971 г.) – детдомовец в годы второй Великой Отечественной войны, студент лесного техникума в Тотьме в 1950 – 1952 г.г., моряк Архангельского тралового флота в 1952 – 1953 г.г., студент горно-химического техникума в Кировске (сентябрь1953 г.– январь 1955 г.), слесарь-сборщик на артиллерийском полигоне под Ленинградом с марта по сентябрь 1955 г., моряк Северного флота (1955 – 1959 г.г.), рабочий Кировского завода в Ленинграде (1959 – 1962 г.г.), студент Литературного института имени А.М.Горького (очное отделение - сентябрь 1962 г. – июнь 1964 г.- заочное отделение - январь 1965 г. – май 1969 г.). При жизни поэта опубликованы 4 поэтических сборника: «Лирика» – 1965 г., «Звезда полей» – 1967 г., «Душа хранит» – 1969 г., «Сосен шум»–1970 г. Публикации стихов в газетах и журналах с 1958 года. После гибели Рубцова сборники поэта вышли сотнями тысяч экз., сделаны переводы на ряд европейских языков. Непрерывно народными композиторами осваиваются песни на стихи поэта (более 100 песен). Ежегодный фестиваль «Рубцовская осень» проходит в Вологде в начале сентября. Первый Московский фестиваль песен «Рубцовская весна» состоялся в мае 2005 года. Тематические конкурсы поэзии, прозы и песен на стихи Рубцова проводятся ежегодно библиотекой им. Рубцова С.-Петербурга и первым Московским Рубцовским Центром (Северо-Западный административный округ).
Перед началом спектакля звучат песни «Журавли», «Тихая моя Родина» и др. на стихи Рубцова (из диска Юрия Кириенко-Малюгина «Далёкое»). Начало спектакля открывается песней «В горнице» в исполнении Н.М.Рубцова и его стихотворением «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…»
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён…
……………………………………………………………………………………….
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей.
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны.
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей.
О сельские виды! О дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес.
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес.
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля – останься моё божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую лёгкую тень.
И только страдая, израненный бывший десантник,
Расскажет в бреду, удивлённой подруге своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок и скрылся в тумане полей.
Ленинград, июль 1962 г., общежитие Кировского завода, стол, кровать, радио, настольная лампа, книги, листы бумаги, авторучка). Входит Николай Рубцов.
Николай Рубцов. Ну, что же. Окунёмся в стихию поэзии. Осталось меньше месяца до экзаменов в институт. Посмотрим ещё раз, что я вставил в свой сборник. (Николай Рубцов читает)
Как я рвался на море.
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно.
Умолял, караулил,
Но нетрезвые, с кренцем
Моряки хохотнули
и назвали младенцем.
Так зачем мою душу
Так волна волновала,
Посылая на сушу
Брызги сильного шквала?
Кроме моря и неба,
Кроме мокрого мола,
Надо хлеба, мне хлеба.
Замолчи радиола.
Сел я в белый автобус
В белый тёплый хороший.
Там вертелась, как глобус,
Голова контролёрши.
Назвала хулиганом,
Назвала меня фруктом.
Как всё это погано.
Эх, кондуктор, кондуктор!
Ты не требуй билета,
Увези на толкучку.
Я как маме за это
Поцелую Вам ручку.
И почему это нашим графоманам «Из Нарвской заставы» не понравились эти стихи? Заявили: «Фиалки» мелки по теме. Это же сама жизнь моя! Каждому из них хорошо под крылом у родителей. А мне каково было? В моём тогда Архангельске. В 16 лет – ни кола, ни двора. Я же кричал на рынке, на толкучке:
О, купите фуфайку!
Я отдам за червонец!
Хорошо хоть фуфайку купила старушка. Удалось ещё продержаться неделю на хлебе. Не понравились им ни «Видения в долине», ни «Левитан», ни «Старый конь», ни «На родине». Подавай им, страдальцам от любви моё «Вредная-неверная». (Николай Рубцов читает с сарказмом)
Будь, что будет!
Если я узнаю,
Что не нравлюсь, – сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, всё-таки люблю!
………………………………..
Вредная,
Неверная,
Наверно.
Нервная, наверно… Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждёшь!
Не буду я «вредную» включать в сборник. Лучше вот это:
Я весь в мазуте, весь в тавоте.
Зато работаю в тралфлоте.
Посмешил я этих чудачков. Весь в грязи и чего-то радуюсь. А меня хоть на довольствие поставили! Ем до отвала. И робу дали. И не под забором жил. И деньжат после рейса отваливали. Купил хоть пальто на «рыбьем меху», костюмчик, пару рубашек.
Не захотели или не сумели эти несчастные критики увидеть мою колокольную Русь. (Николай Рубцов читает с листа)
И колокольцем каждым в душу –
Любого русского спроси! –
Звонит, как в колокол,
– не глуше, –
звон левитановской Руси!
И старинный русский город Вологду не увидели в стихотворении «Старый конь». (Николай Рубцов припевает)
Я долго ехал волоком
И долго лес ночной
Всё слушал медный колокол,
Звеневший под дугой.
Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой добрый старый конь!
А в «Видениях в долине» я сказал такое, до которого этим «друзьям народа» не дойти за всю жизнь:
Россия, Русь – куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы –
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы…
Твои иконы, бунты бедноты,
И твой степной бунтарский свист разбоя,
Люблю навек твои священные цветы,
Люблю навек, до вечного покоя.
Но кто там снова звёзды заслонил?
Кто умертвил твои цветы и тропы?
Где толпами протопают они,
Там топят жизнь кровавые потопы…
Они несут на флагах чёрный крест!
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России…
Основные разделы для сборника я заготовил. Потом дополню. Надо дать сейчас живую струю поэзии. Представлю на экзаменах. Надеюсь, там поймут. Надо добавить что-нибудь повеселей. (Николай Рубцов читает с юмором и горечью)
Сколько водки выпито!
Сколько стёкол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали…
Где-то финки звякали…
Чистая житуха это! Ладно, поставлю в сборник. Назову «Праздник в посёлке» Некоторым придуркам такое нравиться. Но такую ерунду больше писать не буду. Детей невинных жалко. «Сколько женщин брошено!». Это всё же не поэзия. Зачем мне кабацкий ход? Есенин уже спускался в этот трюм. Хватит! Да и не до кабаков мне. На что гулять? Утром, когда встанешь, так и:
Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В коммунизм – безоблачный зенит –
Полетели мысли отдыхать.
Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.
(Николай Рубцов наливает чай, пьёт, размышляет)
А всё-таки хочется в Никольское. Хочется сельских ребят увидеть. На гармошке поиграть. Байки потравить. Посидеть у костра, у речки. Посмотреть, как меняются небесные краски на воде. То свет – радость, а то грусть набегает. Вечерняя синь наплывёт из кустов, из-за поворотов. А потом ночь – тоска.
(Николай Рубцов берёт лист со стихотворением и читает)
И надо мной безсмертных звёзд Руси,
Безмолвных звёзд сапфирное дрожанье…
Что это за «сапфирное»? Надо поискать эпитет подходящий. А то надуманно. Сапфирное? Пурпурное? Алмазное? И дрожанье? (Николай Рубцов думает) Поищу. Надо что-то вечное. А сборник должен получиться. Как же назвать его? Разбиваются ведь волны жизни моей о скалы демагогии, волны любви о скалы ненависти, волны Добра о скалы Зла. Пусть будет «Волны и скалы».
Эх, коня да удаль азиата
Мне взамен чернильниц и бумаг, –
Как под гибким телом Азамата,
Подо мною взвился б аргамак!
…………………………………………………..
Но наверно, просто и без смеха
Ты мне скажешь: «Боже упаси!
Почему на лошади приехал?
Разве мало в городе такси?!»
Не забыть бы, отдать предисловие. Надо Боре сказать, чтобы допечатал вставку в предисловие. (Николай Рубцов читает)
«И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые «поэтические» рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки. Без них во всём разберёмся. В жизни и поэзии – не переношу спокойно любую фальшь, если её почувствую. Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном. По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих».
(Николай Рубцов останавливается, дописывает и читает)
«Чёткость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Пока что чувствую этот знак на себе. Сборник «Волны и скалы» – начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьёзной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание». Надо так сказать, чтоб эти всякие рифмоплёты не лезли в нашу поэзию, в поэзию русской души.
(Николай Рубцов включает радио. Звучит песня «Летят перелётные птицы». Николай Рубцов подпевает, выключает радио)
Надо, надо и мне лететь на родину, в Николу. Кто там остался из друзей? Как там живут люди? А добрый Филя там опять вкалывает с утра до ночи. И ничего ему не надо, кроме утренней зари, алмазов по росе, морошки, рыжиков, рыбёшки. Ничего кроме лошади, козы и горластых петухов по утрам, перед покосом. Необходимы никольские рассветы и закаты!
А для послесловия в сборник поставлю свою идиллию – «Лесной хуторок».
Я запомнил, как чудо,
тот лесной хуторок,
Хутор – это не худо
это мир, не мирок!
Там в избе деревянной,
без претензий и льгот,
так, без газа, без ванной,
добрый Филя живёт.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой справедливый,
даже нечего крыть…
– Филя! Что молчаливый?
– А о чём говорить?
В паузе между сценами звучит «Осенняя песня» в исполнении Николая Рубцова
Изба в селе Никольском (кушетка, печка, окошко, икона в углу, на стене рамка со старыми фотографиями, на столе книги, лампа). Николай Рубцов выходит из-за стола. Читает не спеша:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Где же погост? Вы не видели?
(Николай Рубцов останавливается, обращается к залу, пауза, читает дальше)
Сам я найти не могу.
Тихо ответили жители:
– Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Ходил в лес, за Толшмой. Рыжиков принёс. И опять церковь моя престольная на пути. Под берёзами какой-то одинокий крест. Без слёз не насмотришься. Почему церковь рушили? Слава Богу, не доломали. И теперь хоть 4 евангелиста на фресках под куполом остались. Смотрят, смотрят сверху на любопытных.
Эх, не забыть мне хозяйку избы в ноябре прошлого года. Мог бы замёрзнуть на том незнакомом пути. Какие же добрые русские люди! И валенки она мне дала. А то бы по морозу и не дойти до Николы. До Леночки, до Геты.
Какая глушь! Я был один живой.
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне,
как сторожевой…
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!)…
Сколько же горя принесла война! У бабушки никого не осталось. Один Господь. И вот в этой спасительной избе, у немолодой уже хозяйки я, наконец, увидел, увидел главное:
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне
И поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
Скажи, родимый,
Будет ли война? –
И я сказал: – Наверное, не будет.
И вот так в каждой русской семье с фотографий смотрят погибшие дети, братья, отцы и деды. Вражда – вот главная причина всяких бед и войн. И вот хозяйка – простая русская женщина сообщает такую народную мудрость, до которой ещё долго идти многим сильным мира сего:
Дай Бог, дай Бог…
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… –
И вдруг опять:
Не будет, говоришь?
Нет, – говорю, – наверное, не будет.
Дай Бог, дай Бог…
Хозяйка заботится уже не о себе, а о живущих где-то, за избой близких и далёких и даже об ушедших. И просит она Бога, чтобы не было войны: – Дай Бог, дай Бог! Не мог я дать ей уверенную надежду. Не мог! Это не от меня зависит! Утешить могу. И расплатиться могу только копейками. Это ей на пару батонов хлеба. А она мне говорит:
Господь с тобой! Мы денег не берём!
Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
А я только благодарю русский огонёк:
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь как добрая душа,
Горишь во мгле, – и нет тебе покоя…
И будь она проклята война и все, кто продолжает её и наживается на ней. (Николай Рубцов смотрит в окно, призадумывается)
А какие у нас деревни на холмах! Просторы, дай Бог! Небо видно всё полностью, от горизонта до горизонта. Не то, что в городе. И лошадь можно встретить. Пасётся, никому не мешает. И работает, как лошадь. Люди в селе, умные, оригинальные, большинство с великолепным чувством юмора. Играешь просто в карты, так можно до смерти нахохотаться! Разные люди, добрые и скупые, мрачные и весёлые, но все интересные почему-то.
(Николай Рубцов читает из стихотворения «По вечерам)
С моста идёт дорога в гору.
А на горе – какая грусть! –
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
……………………………..
Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И всё ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила!
Всё также весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена…
Всё-таки, нет худа без добра. Ну, исключили меня из Литературного института, с дневного отделения, выбросили из общежития. Первый раз из-за Сергея Александровича Есенина. Я же за него вступился. Как же! (Николай Рубцов – с сарказмом) Эти спецы по образованию не включили Есенина в школьные программы. Представляете?! Ну, я и высказался. А меня выкидывать стали из зала, протокол состряпали и в институт послали. А надо отогнать врагов нашего Есенина от кормушки. Они же не понимают стихии русской души и поэзии. И я как Есенин – настоящий русский поэт. Я не хвалюсь. Я констатирую.
Посмотрим, а что я написал Яшину. Александру Яковлевичу. А то он не знает моё Никольское. (Николай Рубцов читает)
«Здесь великолепные (или мне только кажется) холмы по обе стороны неширокой реки Толшмы, деревни на холмах (виды деревень), леса, небеса. У реки, вернее, над рекой, сразу у въезда в Николу (так здесь коротко называется село), под берёзами – разрушенная церковь. В этой местности когда-то я закончил семь классов (здесь для души моей родина), здесь мне нравится, и я провожу здесь уже второе лето.
Село это культурное: выписывают всевозможные газеты. Я тоже иногда читаю их. Читал в «Вологодском комсомольце» Ваши стихи. Очень, очень обрадовался Вашей фамилии в газете и Вашим стихам.
Вообще-то «Вологодский комсомолец» – газета унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые «современные» стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т.п., и всё твердят, твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да ещё многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас широко распространено на Руси... (Николай Рубцов наливает чай, пьёт)
В это лето напечатали две подборки моих стихов. В «Октябре» и в «Юности». Подборка в «Юности» никуда не годится. Я не согласился бы печатать её, если б в это лето мне не очень потребовались деньги. Да ещё так отредактировали кое-какие места… В результате рифма стала безвкусной.
А всё-таки, если б не Вы: сидеть бы мне сейчас за железной решёткой, распевать бы да слагать тюремные песенки, да клевать бы, как птица, клюкву на болоте во время перекуров. Да ходил бы за мной стражник с огромным таким штыком!
Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном, о природе, есть и плохие и есть вроде ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас».
(Николай Рубцов задумался) Опять вчера видел журавлей в лугах. Играются, кричат. Готовятся к отлёту. И зачем это они прилетают именно к нам? Что там Тютчев сказал о журавлях?
(Николай Рубцов берёт книгу Тютчева, листает). А вот его стих.
Как тихо веет над долиной
Далёкий колокольный звон,
Как шум от стаи журавлиной, –
И в звучных листьях замер он.
А «сын севера» – Фет, что пишет? (Николай Рубцов берёт книгу, находит стихотворение)
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролётных журавлях …
Интересно подметил Фет о возрождении. (Николай Рубцов берёт книгу Блока, листает) А Блок-то задумался, о чём это плачут журавли.
Овин расстелет низкий дым,
И долго под овином
Мы взором пристальным следим
За лётом журавлиным...
Летят, летят косым углом,
Вожак звенит и плачет...
О чём звенит, о чём, о чём?
Что плач осенний значит?
Нет у Блока ответа о смысле лёта журавлиной стаи. Не просмотрел журавлей и Есенин. Конечно, у него в Константиново они садились. Эх, надо будет туда съездить.
Отговорила роща золотая
Берёзовым весёлым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
(Николай Рубцов задумался, после паузы поёт):
Здесь под небом чужим, я как гость нежеланный,
Слышу крик журавлей, улетающих вдаль,
Ах, как больно душе слышать зов каравана,
В дорогие края провожаю их я.
Вот всё ближе они и всё громче рыдают,
Словно горькую весть мне они принесли.
Так скажите же вы, из какого вы края
Прилетели сюда на ночлег журавли?
Но я-то здесь не под небом чужим. Я – на Родине! Напишу своих журавлей. А хорошо пел Коля Беляков! Да под гитару! Давно это было. Незабвенное Приютино.
И дубы вековые над нами
Оживлённо листвою трясли.
И со струн под твоими руками
Улетали на юг журавли…
Почему же они летают над нами? А где же мои журавли? На моём болоте? Над моим чердаком? В
моей душе? Скоро октябрь. Улетят родные мои. (Николай Рубцов ложится на кушетку, пауза, размышляет вслух)
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг журавли.
(Пауза. Николай Рубцов встаёт и продолжает)
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом забытым вдали.
……………………………………………………………………………….
Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли – и вновь сиротеют душа и природа
Оттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их.
Вода недвижнее стекла.
И в глубине её светло.
И только щука, как стрела,
Пронзает водное стекло.
О, вид смиренный и родной!
Берёзы, избы по буграм
И, отражённый глубиной,
Как сон столетний, Божий храм.
О, Русь – великий звездочёт!
Как звёзд не свергнуть с высоты,
Так век неслышно протечёт,
Не тронув этой красоты.
Как будто древний этот вид
Раз навсегда запечатлён
В душе, которая хранит
Всю красоту былых времён…
Надо черкануть Стасику (Николай Рубцов пишет, звучит песня «В глуши»). О прелестях жизни сообщаю: «Моё прозябание здесь скрашивают кое-какие случайные радости… Ну, например, в полутёмной комнате топлю в холодный вечер маленькую печку, сижу возле неё – и очень доволен этим, и всё забываю.
В общем, всё бы ничего, но иногда очень хочется водки, а её не на что взять, и я проклинаю этот божий уголок за то, что нигде здесь не подработаешь, но проклинаю молча, чтоб не слышали здешние люди и ничего обо мне своими мозгами не думали. Откуда им знать, что после нескольких (любых: удачных и неудачных) написанных мною стихов мне необходима разрядка, – выпить и побалагурить! (Николай Рубцов наливает чай, пьёт)
Вспоминаю иногда последний вечер в ЦДЛ. …Ты знаешь, что я всячески старался избежать шума, как страшно и неудобно мне перед некоторыми хорошими людьми за мои прежние скандальные истории. Да и самому мне это всё надоело до крайней степени». (Николай Рубцов одевает пальто) Надо пойти погулять (Уходит, звучит песня «Сапоги мои скрип да скрип…)
(Николай Рубцов возвращается, достаёт бутылку вина) Вот начальнички! Долго, долго искали! И нашли, наконец! Вывесили меня на доску почёта! Тунеядцев! (Николай Рубцов наливает вино в стакан, выпивает). Я же поэт! Мне думать надо, искать образы, слушать, что присылают сверху. Я же не какой-нибудь эстрадный трепач. Ну не платят мне сейчас за стихи. Или платят смешные деньги. Они что хотят, чтобы я уехал из Николы? А куда ехать-то? С дневного отделения института меня исключили. В общаге гоняются за мной как за преступником. Места у них нет для меня. А почему? Мстят, что ли? Может за стихи: «И жаль мне, и жаль мне разрушенных белых церквей». А не надо было их рушить! Сначала сделай сам что-то, а потом это ломай. Уеду. Уеду я. И в институте мне надо восстановиться. Жаль только Лену и Гету.
(Николай Рубцов садится, пишет)
Ну что ж, прощевайте-бывайте, братья и сёстры (Николай Рубцов поёт фрагмент из
«Прощальной песни»)
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река.
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь во дворе глубока.
Слышишь ветер шумит по сараю?
Слышишь, дочка смеётся во сне?
Может, ангелы с нею играют
И под небо уносятся с ней…
Ты не знаешь, как ночью по тропам
За спиною, куда не пойду,
Чей-то злой, настигающий топот
Всё мне слышится словно в бреду.
Мы с тобою как разные птицы!
Что ж нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу возвратиться,
Может быть, никогда не смогу.
Что же мне делать? В Москву надо ехать. Без образования мне нельзя. Все задания буду выполнять, а институт кончу. Как бы мне не мешали. Под забором буду жить, а образование высшее получу. Чтоб ни одна сволочь не могла унизить меня.
Я переписывать не стану
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета,
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..
В паузе между сценами звучит песня «Далёкое» («В краю, где по дебрям, по рекам…»),
музыка и исполнение Юрия Кириенко-Малюгина
(квартира Николая Рубцова в Вологде, стол, стул, софа, пишущая машинка, проигрыватель, портрет Гоголя, картина «Грачи прилетели», не наряженная ёлка, икона на столе).
Николай Рубцов. Два года как не был в Николе. Не забыть мне приезды-отъезды. Паромную переправу в Усть-Толшме. Вся природа грустит или вернее Господь мне указывает, что нельзя мне расставаться с родиной.
Была суровой пристань в поздний час.
Искрясь, во тьме горели папиросы,
И трап стонал, и хмурые матросы
Устало поторапливали нас.
И вдруг такой повеяло с полей
Тоской любви, тоской свиданий кратких!
Я уплывал…всё дальше…без оглядки
На мглистый берег юности своей.
Вижу мои картины. Деревянный мост через Толшму, хороводы на мосту (Николай Рубцов читает из стихотворения «Утро»)
Когда, смеясь на дворике глухом,
Встречают солнце взрослые и дети,
Воспрянув духом, выбегу на холм,
И всё увижу в самом лучшем свете.
Приехал дружок со знойного юга и весь в восторге: какие там пальмы! Пальмы юга. А что эти пальмы против простой русской берёзы? По сравнению с нашей зимой, снегом белым.
Забуду всё.
Займусь своим трудом,
И всё пойдёт
Обычным чередом,
Но голос друга
Твердит, что есть
Прекрасная страна,
Там чудно всё –
И горы, и луна,
И пальмы юга!
Не стану верить
другу своему
Уйду в свою декабрьскую тьму –
Пусть будет вьюга!
Это я ему в ответ! Знаю я свою судьбу. И что мне вся заумная болтовня о жизни и поэзии. (Николай Рубцов читает)
Я люблю судьбу свою,
Я бегу от помрачений!
Суну морду в полынью
И напьюсь,
Как зверь вечерний!
Сколько было здесь чудес,
На земле святой и древней,
Помнит только тёмный лес!
Он сегодня что-то дремлет.
От заснеженного льда
Я колени поднимаю,
Вижу поле, провода,
Всё на свете понимаю.
Вот Есенин –
На ветру!
Блок стоит чуть-чуть в тумане.
Словно лишний на пиру,
Скромно Хлебников шаманит.
Шаманит, шаманит Хлебников. Дурит он, что ли, читателей заумными ходами. Вот Есенин – наша стихия. «Лицом к лицу, лица не увидать, Большое видится на расстоянии». А Блока кто поймёт? Его надо суметь увидеть. Не мог он в открытую сказать, что понимал. Как и я собственно. Пусть читают между строк. Россия откроется тому, кто поймёт поэтов. Я уже сказал: – У нас «сказочный Кольцов». А о нём и его песнях – тишина. Вот Тютчев приезжает в Петербург с Запада. Салон думает, что он будет восторгаться городами, странами. А великий Тютчев им о России, о славянах, о надменности западников.
Летит Россия. А куда? И с кем? Вот даже великий Гоголь дал образ России «птица-тройка», а не сказал ведь, кто ею правит. Меняются времена. Опять вечная развилка. Три дороги. Направо пойдёшь – шиш найдёшь. Налево поедешь – на придурь наёдёшь. Прямо пойдешь – лавры найдёшь, а тебя будут терзать друзья и враги, и слева, и справа. Теперь уже на поезде-экспрессе летит Россия. Куда? И нет ответа. Наверно и сам машинист не знает, по какому пути он едет, кого и куда везёт.
Поезд мчался с прежним напряженьем
Где-то в самых дебрях мирозданья,
Перед самым может быть крушеньем,
Посреди явлений без названья…
Вот он, глазом огненным сверкая,
Вылетает…Дай дорогу пеший!
На разъезде где-то у сарая,
Подхватил, понёс меня, как леший!
Вместе с ним и я в просторе мглистом
Уж не смею мыслить о покое, –
Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,
Мчусь куда-то с грохотом и воем.
Мчусь куда-то с полным напряженьем
Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем
Я кричу кому-то: «До свиданья!..»
Но довольно! Быстрое движенье
Всё смелее в мире год от году,
И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?
Так будет крушенье или нет? Кто ответит? (Николай Рубцов ставит пластинку, звучит песня «Журавли» в исполнении Алексея Шилова)
Николай Рубцов (по окончании песни). Какой молодец Леша Шилов! Почувствовал мою душу! Зачем мне профессиональный композитор, если он не владеет народной мелодией, не слышит Русь? А Лёша – народный композитор. Жаль, что я так не владею гитарой. Но зато у меня гармошка. Не отдам я её душу. Тем более бесу, который ворвался ко мне в комнату в «Сказке-сказочке».
Он вдруг схватил мою гармонь.
Я вижу всё, я весь горю!
Я говорю ему: – Не тронь,
Не тронь гармошку! – говорю.
(Николай Рубцов задумался) А где же братец мой, Альберт? Вот кто играл, и как играл на гармошке! Исчез в поисках смысла жизни, что ли? Ищу и не могу найти его. Спою-ка что-нибудь?
(Николай Рубцов поёт песню «Вечерком»).
Вот сборник мой – «Зелёные цветы». Включил сюда «Журавли», «Привет Россия», «Тихая моя родина», «В минуты музыки» и «О Московском кремле». У нас такая тяжёлая и красивая история!
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далёкий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
Обязательно оставляю «Душа хранит», «Добрый Филя», «Поэзия», «Видения на холме», «Русский огонёк», «У размытой дороги», «Синенький платочек», «Зимняя песня», «Звезда полей». Неужели неясно, что самое святое – это наша русская деревня? Вот Есенин же раньше меня спрашивал:
Я ли вам не свойский? Я ли вам не близкий?
Памятью деревни я ль не дорожу?
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
……………………………………………..
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
Что они там в Москве тянут со сборником? Название моё, «Зелёные цветы», не нравится редактору. Нет, мол, зелёных цветов. А то, что я ищу их всю жизнь, его не волнует. Это же моя мечта. А вдруг я их найду. На защите диплома в литинституте никто не возразил же против «Зелёных цветов».
Как не найти погаснувшей звезды,
Как никогда, бродя цветущей степью,
Меж белых листьев и на белых стеблях
Мне не найти зелёные цветы…
Но зато я нашёл мою Россию! (Николай Рубцов читает от души)
Привет Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Как будто ветер гнал меня по ней,
По всей земле – по сёлам и столицам!
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться.
……………………………………………………………….
За все хоромы я не отдаю
Свой низкий дом с крапивой под оконцем…
Как миротворно в горницу мою
По вечерам закатывалось солнце!
«Стихи из дома гонят нас». Кто это сказал? Я сказал! А кто это понимает? В четырёх стенах и под потолком в хоромах ничего толкового не напишешь. Сходил я в обком, догадывался, зачем пригласили, на беседу о житье-бытье. Но пришёл Виктор Петрович. Это зачем? Ну, я и высказался. А секретарь обкома предложил: «Давайте, Коля, так договоримся. У нас было желание поговорить с вами по душам, и ничего больше. Если найдёте нужным встретиться с нами, то мы готовы встретиться. Если же не захотите, то так тому и быть».
Да, надо написать в обком (Николай Рубцов пишет, звучит песня «Гость», Николай Рубцов по окончании песни читает)
«Уважаемый Виктор Алексеевич!
Извините, пожалуйста, за беспокойство. И позвольте обратиться к Вам не в форме какого-то заявления, а просто в форме неофициального письма.
Тогда на приёме у Вас, я неважно чувствовал себя, поэтому был рассеян, плохо понимал, что происходит, а это привело меня к какому-то легкомыслию в разговоре.
Теперь же, в совершенно хорошем состоянии, я глубоко сознаю всю серьёзность и справедливость Вашего замечания насчёт того, что мне необходимо упорядочить бытовую сторону своей жизни.
Заверяю Вас, что я не только принял к сведению Ваше замечание, но и что оно послужит хорошим уроком для меня в дальнейшей жизни и, конечно, даст необходимые результаты.
С глубоким уважением» Рубцов
(Николай Рубцов размышляет). И всё-таки спасает меня пока что «Звезда полей».
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
А что мне ответить на вопросы о моей жизни? Оглянулись бы на себя. У каждого грехов выше крыши. А я никому вреда не приношу. В лести не замечен, в холуях никогда не ходил и ходить не буду. Я же моряк! Все мои мысли, вся моя жизнь в моих стихах. Я ведь как на исповеди:
Почему мне так не повезло?
По волнам, давно уже усталый,
Разгонюсь – забуду про весло,
И тотчас швырнёт меня на скалы!
Почему мне так не повезло?
Над моей счастливою любовью
Вдруг мелькнуло чёрное крыло,
И прошла любовь с глубокой болью.
Почему мне так не повезло?
Всё же я своей не веря драме,
Всё стремлюсь, хватаясь за весло,
В океан, волнуемый страстями.
(Николай Рубцов размышляет). Квартиру мне дали. Руководству обкома спасибо «за добро», то есть сначала за комнату, а потом и за отдельную квартиру. Некоторые художества прощали. Надо заканчивать с застольями. Устал я от них.
Да, надо «упорядочить» жизнь. Рыжая начитанная-начитанная пусть ко мне не лезет. Хватит. Пусть убирается во-свояси, забирает свои шмотки. На новый год приедут Лена и Гета. И всё! Ведь как написал я Лене про жеребёнка!
Он увидал меня и замер,
Смешной и добрый, как божок,
Я повалил его на травку,
На чистый, солнечный лужок!
И долго, долго как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве…
А какую зимнюю картинку «По дрова» я нарисовал Лене!
Пахнет ёлками и снегом,
Бодро дышит грудь,
И лошадка лёгким бегом
Продолжает путь.
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.
Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею к бане
С веничком притом.
Эх, не складывается пока жизнь. Всё ищу счастье, как зелёные цветы. А в чём оно счастье? Разве в мебели и тряпках? Или в признании? Или в заграницах? Глупость это и мишура! В детях – счастье, в детях! И на родной земле. И больше ни в чём. И не делать зла человеку. Братьям и сёстрам своим по Руси.
Наступает Новый год. Может быть, приедут родные мои из Николы. Ёлка ждёт. И не зря же я написал новый стих «За тост хороший». Передал в газету. Сказали: опубликуют 1 января. Будет подарок Лене и Гете к Новому году.
Теперь шампанского не грех
Поднять бокал за тост
хороший:
За Новый год,
за детский смех,
За матерей, за нас за всех,
За то, что нам всего дороже.
И вспыхнут вдруг со всех сторон
Огней на ёлках бриллианты…
Произнесённый тостам в тон
Свой добрый вологодский
звон
Разносят добрые куранты.
Звучит музыкальный романс (например, «Романс» Г.В.Свиридова). Николай Рубцов выходит на край сцены и спрашивает:
За всё Добро расплатимся Добром?
За всю Любовь расплатимся Любовью?
Звучит «Песня» («Морошка»)

Планреферата
1.Введение
2.Биография
3.Из детства в путь
4.Литературный институт
5.Жизнь вне института
6.Звезда полей
7.Последние годы жизни
8.Вывод

Он был поэт.
Как критики твердят,
Его стихи лучатся добрым светом
Но тот, кто проникал в тяжёлый взгляд,
Тот мог по праву
Усомниться в этом.
Введение
Мир поэзии Николая Рубцова просторен и светел, холодноват и чуть прозрачен – таким обычно бывают дни бабьего лета.
Необычен и подчас неожидан этот мир, созданный самобытным поэтом. Тот самый мир, где мы живём, но далеко не всегда так пристально вглядываемся в него, мир о котором не всегда задумываемся.
В атмосфере рубцовской лирики свободно и вольно дышится. Она грустна по преимуществу, но грусть легка и возвышена. Здесь господствует не тоска с её утомительной удушливостью, а чувство, что приходит в минуты раздумий о большом, о главном, когда всё мелкое, суетное отступает, исчезает и остаются один на один человек и мир.
Теперь мы уже привыкли к поэтическому миру Николая Рубцова, стихи его стали близки многим. «Мнится, - замечает Вадим Кожинов, - что стихи эти никто не создавал, что поэт извлёк их из вечной жизни родного слова, где они всегда – хотя скрытно, тайно пребывали».
Стихи Н.Рубцова рождались с естественной необходимостью, в них нет ничего искусственного, придуманного, рассчитанного на эффект. Но они вовсе не одноплановы, а имеют глубину.
Осмысливая образ Родины в лирике Рубцова, С.Кушеев первый подметил тот, теперь для многих очевидный, факт, что стихи Рубцова «естественно, незаметно вдруг переходят в песню, а в песенную стихию».
Не ослабевает интерес критики и в наши дни, популярность, среди читателей остаётся устойчивой, то есть можно говорить не о моде, а об истинном признании. Кстати, в пользу этого свидетельствует и ещё один важный момент: в народ пошли не только стихи, но и песни Н.Рубцова.
Около трёх десятков песен на стихи Рубцова написал композитор А.С. Лобзов, который в стихах его почувствовал, по собственному признанию «новую поэтическую стихию, выражающую духовные искания современного человека». Напевая поначалу стихи Н.Рубцова, А.С.Лобзов был удивлён своим открытием, - « сколько в них обнаружилось музыки, веры, надежды и света!». Поэт потряс его до глубины души « глубинным ощущением причастности к судьбам нашей Родины, мощью и искренностью чувства».
Пошли в народ песни Николая Рубцова, пошли. И верится, это только начало нового, но уже и проторенного пути. И чем полнее открывается перед нами поэтический мир Николая Рубцова, тем острее с годами становится чувство утраты.
Биография.
Николай Михайлович Рубцов родился 3 января 1936года в посёлке Емецк на Северной Двине. Рубцов был пятым ребёнком в семье после трёх сестёр и старшего брата.
О родителях Николая Рубцова известно очень мало. Его отец – Михаил Андрианович Рубцов – работал начальником ОРСа, а мать – Александра Михайловна Рубцова – была домохозяйкой. По всей вероятности, они были вологжане, уроженцы Тотемского края. Перед самым началом войны семья Рубцова перебралась в родные места, в Тотьму на Вологодчине, где отец получил высокую должность в местной партии. Там отец Рубцова проработал около года, после чего в июне 1941 года началась Великая Отечественная война.
Эта война разрушила всё. Отец ушёл на фронт, а 26 июня 1942 года от хронического воспаления миокарда умерла мать Николая Рубцова. А через 2 дня умирает самая младшая сестра – полугодовалая Надежда Рубцова.
Николаю было всего 6 лет, когда он оказался в детском доме. Старших детей – Галину и Альберта тётка забрала к себе.
Уже позже в своих стихах Рубцов пишет:
Мать умерла. Отец ушёл на фронт.
Соседка злая не даёт проходу.
Я смутно помню утро похорон.
И за окошком скудную природу.(«Детство»)
Единственным лучиком света для него была надежда на то, что после окончания войны отец вернётся с фронта и заберёт его, но этого не произошло. Его отец оказался подлецом: он женился во второй раз и вскоре у него появились новые дети. Про старых он забыл. Поэтому Рубцов упоминает отца коротко и сухо.
Детский дом.
20 октября 1943 года Коля Рубцов появился в Никольском детском доме. Учителя и воспитанники помнят, что Николай с ранних лет очень любил животных, что он хорошо учился и был трудолюбив. Это подтверждается школьными документами, похвальными грамотами, сохранившимися в архиве. Но каждый помнит Рубцова по – своему, например, Евгений Буняк вспоминает Колю: «Коля Рубцов был неровным по характеру: то дерзким, то тихим и задумчивым».
Учителя припоминают, что на переменах Николай был резвым, шустрым, что в нём не было дерзости, вреда никому не причинял. Николай Рубцов был далеко непростым человеком. В нём уживались самые, казалось бы, несовместимые черты – кроткость, доброта, острая тревога, угрюмость, подчас злость, - говоря короче, свет и тьма
Но годы летят, и подчас Рубцов осознаёт движение времени, которое с детства уходит в неведомую бесконечность, из привычного дружеского круга в мир большой и незнакомый.
Из детства в путь.
В 1950 году 12 июня, окончив семилетнюю школу и, едва получив диплом, он уезжает в Ригу. Мечта о море зовёт, он мечтает поступить в мореходное училище. Однако, его мечта так и не суждено было сбыться. Ему ещё не исполнилось 15 лет, необходимых для поступления. О своих переживаниях и разочарованиях Рубцов пишет в стихах:
Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно.
Умолял, караулил…
Но нетрезвые, с кренцем,
Моряки хохотнули
И назвали младенцем…
(«Фиалки»,1962г.)
Не поступив в мореходку, Рубцов 29 июня возвращается в Тотьму, Но устраивать жизнь как - то надо, и Николай поступает в Тотемский лесотехникуме. Экзамены сданы, и 30 августа Рубцов уезжает в Тотьму, расставшись с детдомом. Вряд ли учёба в лесотехникуме увлекала его, он просто коротал время до получения паспорта. Получив паспорт, в 1952 году он отправляется в Архангельск, где вскоре устроился помощником кочегара на тральщик.
В начале 1955 года Николай Рубцов приехал в Ленинград и стал здесь рабочим на заводе. Через полгода подошло время призыва в армию. Рубцов служит на Северном флоте. Что говорить, «держать удары», жизнь научила Рубцова, и суровая флотская жизнь едва пугала его.
На протяжении службы Рубцов пишет стихи, в большинстве своём стихотворения флотского периода написаны очень умело.
В конце мая 1959 года Н.Рубцов попал в госпиталь, здесь он много читает разнообразной литературы, но в это время он пишет новые произведения.
30 ноября 1959 года, вскоре после демобилизации Николай Рубцов был принят кочегаром на знаменитый Кировский завод.
В 1960 году Н.Рубцов без отрыва от производства поступает в 10 класс рабочей молодёжи. Здесь он участвует в работе литературного кружка при заводской газете «Кировец». В 1961 году несколько его стихов опубликованы в газете «Вечерний Ленинград.
Можно сказать, что к 1962 году, когда он окончил и подал заявление в Литературный институт, поэт стоял на пороге творческой зрелости.
Свои чётко определившиеся литературные и нравственные позиции Рубцов изложил в предисловии к своему первому, рукописному, сборнику « Волны и скалы», составленному из тридцати восьми стихотворений.
«Волны и скалы» - это великолепная, машинописная книга, которая до сих пор полностью не опубликована и не прокомментирована. Книга «Волны и скалы» была любимой книгой Рубцова на протяжении многих лет. Николай Рубцов сам выбрал 38 стихов для сборника.
Потом некоторые стихи этого сборника были опубликованы не раз и стали очень известны. Это, прежде всего «Элегия», «Берёзы», «Утро утраты», «Фиалки». В этих стихах Рубцов отразил все свои переживания, чувства, мысли. В большинстве своём эти стихи автобиографические.
С этой книгой Николай Рубцов прошел конкурс и поступил в Литературный институт (ему тогда было 26 лет)
Литературный институт.
При поступлении в Литературный институт, Николай Рубцов сдавал экзамены, как и все, в установленные сроки. Четвёртого августа он написал на «4» сочинение, 6 – го получил «5» по русскому и «3» по литературе, а также «4» по истории и «3» по иностранному языку.
Конечно, отметки были не блестящие, но это не помешало Рубцову поступить в институт.
Мнение цензоров и членов комиссии было единодушным: никому не известный ленинградец – настоящий поэт.
Через два месяца 23 августа 1962 года Н.Рубцов был зачислен студентом первого курса. При поступлении в институт у Николая Михайловича спросили: «Назовите любимых поэтов», - Н.Рубцов твёрдо ответил: « Пушкин, Блок, Есенин» - и подчеркнул «Из них Блок».
Действительно, по воспоминаниям друзей, по записям в дневнике семинара, по рубцовской лирике, очевидно, что в конце первого курса он переживает сильное увлечение Блоком, - цитирует стихи, много читает его произведений.
Но также в ранней поэзии Рубцова слышны отзвуки есенинской лирики, есенинской образности. Николай Михайлович пока только пытается уловить свою незаёмную интонацию. Молодой поэт ищет различные способы воплощения своего лирического «я», прибегая к объективно – повествовательной манере о третьего лица, широко пользуется приёмами «смещения» действительности – фантастикой, иронией. Как сборник внутренней организации поэтической речи особенно привлекает Рубцова аллитерация. Один из разделов сборника он так и озаглавил – «звукописные миниатюры».
Наиболее характерно в попытках «звукопись» стихотворение «Левитан», созданное по мотивам картины «Вечерний звон». В нём Рубцов стремится воплотить в слове перезвон соборных колоколов и одновременно звоны знойных летних полей.
Звон заокольный и окольный
У окон, около колонны.
Звон колоколен колокольный
И колокольчиковый звон.
(«Левитан»)
Для поэта самой главной задачей была передача мысли, взволновавшей его, живое чувство в его непосредственности. Поиск своеобразных поэтических решений мы найдём едва ли не в каждом из стихотворений ленинградского периода в многочисленных вариантах некоторых стихов на самые разные темы.
Неустанный в поисках поэтической выразительности, Николай Рубцов много читает, сопоставляет размышления о современной поэзии. Поэзия занимает его, прежде всего, как явление.
Что касается учёбы в институте, для Рубцова она была не стабильной. Он часто мог не появляться в институте, не посещал лекции, да и поведение Рубцова ожидало быть лучшего. За плохое поведение: пьяные драки, нецензурную брань, прогулы, 4 декабря 1963 года он был исключён из института.
Но Николай Рубцов пишет заявление на имя директора, в котором просит о восстановлении на учёбу, после чего 25 декабря Рубцова Н.М восстанавливают в число студентов первого курса
Однако он продолжает нарушать дисциплину. Его снова часто видят не в трезвом состоянии. За пьяные дебоши в 1964 году он снова отчислен из Литературного института, что означало для него потерю постоянного пристанища и средств к существованию пусть очень маленьких, но регулярно получаемых.
Жизнь вне института.
Как это не странно, но после отчисления из института Рубцов не впал в уныние. Этому было несколько объяснений. Во – первых, его личная жизнь складывалась тогда в полнее удачно. Летом он прекрасно провёл время с женой и дочкой. Во - вторых, в журнале «Юность» и «Молодая гвардия» появились первые крупные подборки его стихов.
Но счастливая жизнь длилась недолго. Деньги, полученные Рубцовым от издательства его стихов, закончились. Тёща была против, чтобы Рубцов сидел на шее у жены, не работая и не принося денег домой. Это дало трещину в семейных отношениях, и именно по этому, рубцов так и не зарегистрировался официально со своей женой.
В январе 1965 года Рубцов возвращается в Москву и благодаря стараниям своих друзей и самого себя, его восстанавливают в Литературный институт только на заочное отделение.
Вообще 1965 год для Николая Михайловича был очень удачен. Была опубликована книга о деревне «Лирика» (Архангельск 1965г.).
Она была выпущена трехтысячным тиражом и сейчас стала библиографической редкостью.
Открылась книжка, стихотворением «Родная деревня» с чётко названным адресом: «Люблю я деревню Николу, где кончил начальную школу». Это было началом развития темы «малой родины» в поэзии Рубцова. Несколько шире тема раскрылась в стихотворении «Хозяйка».
Но Рубцовым уже чётко определён путь, по которому будет развиваться его поэзия. Чувство исторического прошлого - главная составная часть его мироощущения в целом. Наиболее полно это выразилось в стихотворении «Видения на холме», где прошлое раскрывается в современном, настоящем, как бы получает обратную перспективу, - поэт проникает в нём в глубину прошедших веков:
Взбегу на холм и упаду в траву
И древностью повеет вдруг из дола!
Засвищут стрелы, словно наяву,
Блеснёт в глазах кривым ножом монгола!
Так же жизнь поэта в этом году была замечена ещё одним событием. 9июня он подписал договор на издание книги «Звезда полей». Были написано более пяти стихов, то и положило основу для этой книги.
«Звезда полей»
Осенью 1967 года в издательстве «Советский писатель» вышла долгожданная книга Рубцова «Звезда полей». Это была его первая настоящее – весомая книга. Шла она нарасхват, поскольку имя её автора обладало известностью благодаря журнальным публикациям. Появились печатные отзывы на «Звезду полей».
Некоторые стихи, входившие в первый сборник, Н.Рубцов подверг частичной – как, например, «Видения на холме», - или коренной переработке. Так, «Русский огонёк» по сравнению с «Хозяйкой» - вариантом стихотворения, опубликованном в «Лирике», - стал чётче и строже. Вместо строчки «И тускло на меня опять смотрела» появилось «И долго на меня!.. «. Поэт убрал также резавшее слух слово «эпитафия», заново написанные начало и конец как бы заключили стихотворение в рамки. Огонёк крестьянского дома обрёл глубокий внутренний смысл «русского огонька».
В дальнейшем освоении Рубцовым темы родины у него уже появились особенности, которых в «Лирике не было: он почти всегда пишет о жизни с терпкой грустью, он последователен в ощущении зыбкости и скоротечности мира, его таинственной красоты и внутренней непостижимости природы.
Образ сельской родины у Рубцова, начиная со «Звезды полей», окрашен грустью, его душой всё чаще «овладевает светлая печаль, как лунный свет овладевает миром», и печаль эта возникает оттого, что поэт ощущает недолговечность, непрочность, зыбкость дорогого ему священного покоя.
Он с болью чувствует, что и сам порою теряет с ним контакт. Вот почему деревенский покой в его стихах вовсе не спокойный и не застывший – нет, он весь затаился в предчувствии грядущих перемен: над «родным селом» вьются тучи, над «избой в снегах» кружится и стонет вьюга, а ночи полны непонятным ужасом, подступающим прямо к «живым глазам» человека. Поэт испытывает гнетущее чувство одиночества, о котором можно было догадаться ещё тогда, когда он говорил спасибо «русскому огоньку» за то, что он говорит для тех, кто «от всех друзей отчаянно далек».
Голосом народа, выразителем его дум и чаяний делает поэта чувство Родины, даже если оно охватывает лишь скромную часть её в радиусе деревенской околицы: «мать России целой – деревушка, может быть, вот этот уголок». Умение увидеть большое в малом придаёт лирике Рубцова глубину и ёмкость:
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные клики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали…
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц…
(«Журавли»)
Ощущение неразрывного единства с миром нашло своё законченное воплощение в стихотворении «Тихая моя Родина». Оно поражает удивительной достоверностью.
Доверительность интонации захватывает читателя и заставляет вместе с поэтом пройти по близким ему местам, проникнуться его чувствами. Казалось бы, что нового может он сказать об ивах над рекой, церквушке, соловьях на тихой своей родине? Но, читая эти строки, мы вновь и вновь испытываем радость открытия прекрасного, глубокое чувство эстетического наслаждения. Когда поэт называет приметы этой, именно своей родины, он словно бы не может остановиться, ему хочется показать как можно больше непритязательных, но таких дорогих примет, и они переходят из строки в строку: ивы, река, соловьи, погост, могила матери, церквушка, деревянная школа, сенокосные луга, широкий зелёный простор.…И - как осветившая все это вспышка молнии, как мощнейший разряд переполнившей душу любви – концовка стихотворения:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовый упасть
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.(«Тихая моя родина»)
Природу в своих стихах Рубцов показывает по особенному, было постоянное чувство «грозного бытия». Даже пейзажная лирика Рубцова запечатлена множеством картин летних гроз, наводнений, знобящих заморозков.
Внезапно небо прорвалось
С холодным пламенем и громом
И ветер начал вкривь и вкось
Качать сады за нашим домом.
(«Во время грозы»)
Изображение родной природы в рубцовской лирике всегда полно экспрессии и внутренней выразительности, оно всегда соотнесено с его душевным состоянием, миром его переживаний. Всё это есть в его сборнике «Звезда полей».
Внешне жизнь поэта ничем не изменилась, да и он остался таким же. Выслушал немало похвал, но остался к ним равнодушен. Высказывались о книге или нет – он знал, что её читали.
1968 год оказался для Рубцова богатым на события: радостные и грустные. В этом году умер его лучший друг писатель Александр Яшин. В этом же году Рубцова приняли в Союз писателей, он принял это как должное, без особых восторгов. Ему, наконец – то дали комнату в общежитии, у него, наконец – то появилась своя крыша над головой. И к институту он тоже охладел в то время, заканчивая его только по необходимости.
Весной 1969 года Николай Рубцов пришёл на Тверской бульвар, в Литературный институт, чтобы защищать дипломную работу. На защиту он предоставил сборник «Звезда полей», который, по общему мнению, получил высшую оценку – «отлично».
Летом этого же года Н.Рубцов уехал в Вологду, где он тогда жил и работал. Работал он очень много. Иногда создавалось впечатление, что стихи рождалось сами по себе. В работе в Вологодской организации писателей, в которую входил Рубцов, он принимал постоянное участие: бывал на собраниях, встречах с читателями, рецензировал рукописи, давал консультации.
В стихах, перепечатываемых из предыдущих сборников в последующие, Рубцов делает поправки, усиливающие минорные чувства. Интересна и показательна такая поправка в стихотворении «Опыление». В сборнике «Душа хранит» конец второй строфы этого стихотворения звучал так! «Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки, я ни о ещё пожалел». Через год в книге «Сосен шум» строка оказалась изменённой: «я НИ О ЧЁМ ЕЩЁ НЕ сожалел». Заменена всего одна буква, а смысловое значение изменилось очень существенно: «пожалел» выражает краткое, ограниченное во времени действие, явление, так сказать, одноразовое, а несовершенный вид «сожалел» говорит о постоянном, неограниченно длительном чувстве, состоянии, а не действии даже. И таких замен у Рубцова немало.
Последние годы жизни Рубцова
На одном из семинаров молодых литераторов в Вологде читала свои стихи крупнотелая, с взбитой причёской женщина. Эту женщину звали Людмила Дербина. Вот с этой – то женщиной и свела его судьба. С ней связал он свою личную жизнь, хотел назвать женой.… И именно эта женщина сыграла роковую роль в жизни Н.Рубцова.
Отношение Рубцова и Дербиной развивались неровно: они то расходились, то сходились вновь. Их как будто притягивала друг к другу какая - то невидимая сила. В январе 1971 года всем стало понятно, что это была сила – тёмная, злая..
5 января Дербина после очередной ссоры вновь приехала на квартиру к поэту. Они помирились и даже более Того – решили пойти в загс и узаконить свои отношения. Там их какое – то время промурыжили (у невесты не было справки о расторжении предыдущего брака), но, в конце концов, своего они добились: регистрацию брака назначили на 19 февраля.
Но в ночь с 18 на 19 января 1971 года в крещенские морозы в ходе очередной ссоры на почве ревности Николай Рубцов был задушен Людмилой Дербиной.
Для многих смерть Рубцова была неожиданной, хотя сам поэт предсказал свою смерть, он писал:
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат берёзы.
(«Я умру в крещенские морозы»)
Но этим словам мало кто придал значение, а на самом деле это оказалось пророчеством.
Но даже после смерти поэта. Его стихи печатаются и читаются многими людьми.
В посмертном издании стихов поэта «Подорожник» впервые опубликованы стихи, в которых этот разлад с людьми приобретает поистине трагическую окраску. Теперь поэтом овладевает не прежняя «светлая печаль», а печаль «тёмная», «тревожная», а само слово «печаль» становится самым употребительным в лексике Рубцова.
Повторенный семь раз в одном стихотворении – «Прощальное» - эпитет «печальный» органично вписывается в контекст и не допускает никакой смысловой замены.
Да, неожиданным для друзей Рубцова было то, что случилось в злые крещенские морозы. Но даже в той трагической ситуации за Николаем Рубцовым – поэзия как доброе, светлое начало, определяющее его духовный мир, черты его живого облика.
До последнего дня чувствовал Рубцов живое дыхание поэзии. Он явно ощущал какой – то перевал в своём творчестве, иногда даже пугался этого. Наверное, потому, что очертания его будущих путей для него самого ещё не прояснились.
Жизнь поэта Н. Рубцова оборвалась. Но его духовное бытиё продолжается, судьба художника в рамки его жизни не укладывается.
Циклы последних стихов Рубцова во многих журналах, поэтические сборники «Зелёные цветы», «Последний пароход», «Избранная лирика»- наиболее полные издания – «Подорожники» в издательстве «Молодая гвардия» и однотомник из серии «Поэтическая Россия» издательства «Советская Россия» - вышли уже после смерти поэта. Но поэт жив, пока живы его стихи. А стихи Рубцова, судя по всему, станут в ряд созданий долговечных.
Из всех прочитанных мною стихов Рубцова, мне запомнилось и понравилось стихотворение « Звезда полей», написанное в 1964 году.
Звезда полей



И сон окутал родину мою…
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь во мгле заледенелой.
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей.
Звезда у поэта – один из главнейших символов: звезда – судьба, звезда – красота, звезда – счастье, звезда – Русь, звезда- вся земля, всё человечество.
Основной темой этого стиха является торжество жизни, вечности,
прекрасного на земле.
От «звезды полей», от красоты родной земли он шёл к нравственным ценностям.
Стихотворение «Звезда полей»- четырёхстрофное. Строфа – это часть стихотворения, группа строк, объединенных поэтической мыслью, ритмом и определенным порядком рифм. Рассмотрим строфу из этого стихотворения.
Звезда полей во мгле заледенелой,
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою..
Рифма этого стиха перекрестная: первая строчка рифмуется с третьей, а вторая с четвёртой.
Строчки:1.ой
Данное стихотворение Рубцова написано стихотворным размером ямб.
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ Ямб
При написании стиха «Звезда полей»он использовал следующие выразительные средства языка - метафоры. Метафора – это употребление слов в переносном значении для изображения или характеристики предмета и явления. Например: звезда… смотрит в полынью, своим лучом приветливым касаясь, сон окутал родину мою.
А также эпитеты. Эпитеты – это художественные определения, служащие для обрисовки, пояснения, характеристики какого – либо свойства или признака предмета: мгла заледенелая, тревожные жители, приветливым лучом, золотом осенним, зимним серебром.
Звёзды у Рубцова дают больше света, чем солнце и луна. Свет этих звёзд ему нужен для прозрения. В свете ночной звезды ему всё виднее, чем в яркий солнечный день. Звёзды для Рубцова – всё!
Вывод.
Рубцов не успел раскрыться в полную силу своего поэтического дара, кое - что в его творчестве может показаться спорным и объективно неверным. Но он был большим русским поэтом.
Чудо поэзии Николая Рубцова прочно заняло своё место в русской литературе, и ценность его с течением времени, несомненно, будет возрастать.
Сегодня без творческих достижений Рубцова невозможно представить развитие русской поэзии в 60 – 70 – е годы. И с годами значение созданного поэтом, остаётся всё полнее. Большой талант всегда несёт новый взгляд на привычные явления, влияет на культуру, на культуру слова.
Поэзия Николая Рубцова, к пониманию истинного смысла и народности которой мы, может быть, только теперь приближается, даёт исток для новых творческих поисков.
Творчество Рубцова, ставшее значительным явлением в нашей литературе, будет способно подарить радость открытия и этнического наслаждения не только современному, но и грядущему читателю.
«Грозовое бытиё» Николая Рубцова освещено проникновенной, нежной и грустной любовью к родному Северу, к матери – России.
Эта любовь многообразно воплотилась в его элегических раздумьях, в его талантливых стихах. Проходят годы, и действительно всё выше над горизонтом стала подыматься скромная звезда Николая Рубцова, его прекрасная звезда полей….
P.SВ 1973 году на могиле Н. Рубцова поставили надгробие – мраморную плиту с барельефом поэта. Внизу выбили надпись: Россия, Русь! Храни себя, храни!»
В 1996 году, к 60 - летию поэта, в Вологде открыли мемориальную доску на «хрущёвке», где он жил и погиб.

Памятник Рубцову в Тотьме.
Словарь
Аллитерация– это повторение однородных согласных звуков, придающее литературному тексту особую звуковую интонацию и интонационную выразительность.
Эпитафия– надгробная надпись, короткое стихотворение, посвященное умершему
Библиография.
1. Валерий Дементьев «Грани стиха» Москва 1979г.
2.Журнал «Север» №1и №2 Петрозаводск Карелия 1992г.
3.Николай Коняев «Путник на краю поля» (Повесть о Н.Рубцове)
4. Николай Рубцов «Стихотворения» Москва 1983г.

Категория: 

Оценить: 

Голосов пока нет

Добавить комментарий

  _____   _____    ____  __        __  _   _   ___ 
| ____| | ____| / ___| \ \ / / | | | | |_ _|
| _| | _| | | _ \ \ /\ / / | | | | | |
| |___ | |___ | |_| | \ V V / | |_| | | |
|_____| |_____| \____| \_/\_/ \___/ |___|
Enter the code depicted in ASCII art style.

Похожие публикации по теме