Почему авторская музыка не очень нужна Церкви, как хор становится семьей, зачем рисковать жизнью в монастыре и как не поставить Бога между собой и собственным ребенком - рассказывает известный регент и церковный композитор монахиня Иулиания (Денисова).

Зачем сочинять пятьсот первую «Херувимскую»

- Расскажите, как рождаются песни.
Разные песни по-разному. Звучит банально: что-то на тебя находит, ты не можешь от этого освободиться. Просто в голове возникает мелодия. Я могу сочинить 50 мелодий за сегодняшний вечер, дайте текст - я вам сразу напою на диктофон. Но разве это творчество? Нет.
Чтобы мелодия стала песней, этому надо долго учиться. Вот представьте, я училась в спецшколе, 11-летке, а потом в консерватории. Лет 30 преподавала детям, из чего строится мелодия, как разложить ее по полочкам на составляющие, а потом собрать, чтобы она стала произведением. Знаете, как конструктор.
И вот как конструктор у нас может любой ученик пятого класса мелодию создать. Но если к этому приложить талант, то получается что-то особенное, востребованное людьми. В таланте есть такая удивительная составляющая - соборность. Говорит о чем-то человек, а каждый думает, что это написано о нем лично.
- Например, вам в голову пришло 50 мелодий, а можно каким-то образом одну из них взять, правильно выстроить - и что-то из нее стоящее сделать?
А зачем? Этот вопрос встает перед любым творцом.
Если мелодия мучает - значит, тебе это нужно. А если нет - так и ты ее не мучай.
Бывает, что какая-то мелодия к тебе все время возвращается, ты не можешь от нее избавиться, не вылив в композиционно законченную структуру песнопения. Это надо сделать, надо завершить.
А сколько таких незавершенных? Я даже не считаю и не обращаю внимания - значит, они не нужны. Не все, что ты умеешь создать, должно быть записано и представлено: как я классно написал. Есть какой-то внутренний цензор. Он сидит во мне и не дает представить перед людьми то, что мне самой не нравится. Нужно, чтобы мне самой понравилось - до слез. И это главный признак.
- В церковной музыке на любой священный текст сегодня существует множество мелодий. Допустим, есть 500 мелодий «Херувимской», но ты пишешь 501-ю. Зачем?
Не могу сказать, у меня тот же вопрос. Я не сторонник авторской музыки в Церкви. Зачем? Ведь все написано уже до нас. И причем не написано, а создано - это Богом данные мелодии, которые составляют свод знаменного или византийского распева. Они не имеют авторства, они Богом даны людям.
Это как иконы Рублева. Мы знаем, что это Рублев, а могли бы не знать, все равно это было бы достоянием человечества. Так и древний распев - в нем выражено все. Он надоедает только тому, кто не внимает, либо тому, кому в принципе жить скучно.
В храме нужна другая красота мелодий, не та, что выражена в наших порой чересчур чувствительных всплесках, гармонических поворотах. Тексты этого не требуют.
Например, «Милость мира, жертву хваления» - это же просто ответы на священнический возглас. А мы порой такое делаем из этих слов - какие-то глубинные чувства туда вкладываем, чуть ли не колокольный звон изображаем. Зачем? Здесь все должно быть скромно, аскетично, как и есть в знаменном распеве.

Церковные хоры поют богослужебные песнопения и в храме, и на концерте. Можно ли считать, что во время службы хористы молятся, а не исполняют?
Вопрос философский. Что есть молиться, что есть молитва? Стоя на клиросе, мы пытаемся очень много всего учесть: вовремя листать ноты, взять правильную интонацию, посмотреть на руку дирижера, донести текст, построить аккорд… Казалось бы - какая тут молитва?
С другой стороны, за труд, который предпринимают певчие, Бог дает людям слышать молитву. И даже на концерте. Я много раз слышала, как говорили про нас: «Они молятся», «Я сегодня был на концерте, как в храме».
А если бы мне в храме сказали: «Вы сегодня пели, как на концерте» - я бы сразу уволилась!

Церковный хор по принципу Бутусова

- Регент в церковном хоре - в первую очередь руководитель? У вас такой дружный коллектив, но, наверное, все равно нужна четкая субординация?
У нас в хоре своеобразная ситуация, я не могу ее навязывать: делайте так, и у вас будет, как у нас. Нужно просто быть друзьями. У нас в коллективе все очень разные, но все хористы считают главным в хоре единство, соборность.
Мы делали альбом к 20-летию хора, и каждого снимали отдельно на видео, никто не знал, о чем говорил предыдущий. Но когда соединили - получилось, что все говорили об одном: мы друзья, мы семья. И мне это очень дорого. Как этого достичь? Просто любить.
Как у Бутусова в песне, которая мне очень нравится: «Все, что нужно, - это любовь». Там и расшифровка есть, что такое любовь: не вот это сопливое романтическое чувство, которое сегодня есть, а завтра нет, - а настоящая любовь.

- Бывает ли выгорание на клиросе?
Конечно. Что делать? Никаких решений не предпринимать. Не ты себя сюда поставил, это не твой выбор. Это выбор Божий. Каждому певчему понятно, что он на клиросе неслучайно. Если тебе кажется, что это не твое, или тебе стало скучно, - надо потерпеть, нельзя такими вещами бросаться.
Но у нас в хоре такие вопросы не возникают. Именно потому, что здесь есть еще и другие скрепляющие вещи. Во-первых, это профессионализм, а во-вторых и в-главных, - человеческие отношения. У нас через хор прошло много людей, у некоторых не сложилось. Но те, кто есть сейчас, - прекрасное содружество, просто Божия милость.

Кто-то лезет в горы, а кто-то идет в монастырь

- А монашескую общину можно назвать семьей?
Да, причем как раз монашеская община очень хорошо соотносится с этим понятием. Там устройство точно такое же, как в семье, только в этой семье 130 человек. Если не приходить в монастырь с целью влиться в семью - нет смысла в монашестве.

Все остальное, конечно же, тоже должно быть: аскеза, послушание, изменение образа жизни. Но если нет братского или сестринского отношения, - все будет впустую. Миряне, думая о монастыре, делают неправильный акцент на том, что «монастырь» - от слова «моно», что значит «один». Понятно, что наше монашество начиналось со святых отшельников, но испокон веков на Руси монастыри были общежительными.
В нашем монастыре мы даже не живем по одному в келье - кроме матушки игумении, которая живет в такой же келье, как и мы, в общем ряду, но только одна. И жить с сестрой в одной комнате - это самое трудное. Но в монастырь и идут за трудностями! Если тебе нужен комфорт, зачем тебе идти в монастырь?

У меня в миру было все: признание, достаток, дети - чего бы мне было убегать в монастырь, если бы я не чувствовала внутри какой-то огонь, призыв?

Эта причина обязательно должна быть - она по-разному у сестер выражается, но она не связана ни с чем материальным. Ни с какими страстями-мордастями, что тебя кто-то бросил. Есть такая точка в жизни, когда чувствуешь, что ты больше так, как сейчас, не можешь. И тебе нужно что-то, чтобы преодолеть себя.
Кто-то для этого лезет в горы и там рискует жизнью, а кто-то идет в монастырь и тоже рискует жизнью. Внутренней своей жизнью. Мы все рискуем - потому что это тяжелая внутренняя борьба, которая не видна никому.
Ты со своим тщеславием, самоуверенностью, самовлюбленностью идешь туда, где останешься с ними один на один. Ты еще не знаешь, как с ними бороться, но в монастыре есть шанс, что ты научишься их видеть и осуждать в себе. Победить-то их ты все равно не победишь до конца, разве что с Божией помощью, - но она там как раз и есть, в монастыре.
- Насколько я знаю, ваш монастырь организован по типу монастыря архимандрита Софрония (Сахарова)?
Да, он и преподобный Силуан Афонский - наши духовные ориентиры. Весь смысл параллели с монастырем, основанным отцом Софронием (ставропигиальный монастырь святого Иоанна Предтечи в Англии. - Прим. ред.), - в общем собрании. Это сердце монастыря. Таких собраний почти нигде нет в русском монашестве, а у нас есть. И опыт показывает, что этими собраниями монастырь живет.
Иногда нас упрекают, дескать, - у вас такой монастырь открытый, к вам приходят ваши мамы-папы-дети. Так конечно приходят, - раз они прихожане нашего монастыря. Нам что, прятаться от них, избегать? Всех остальных мы любим, а ты, мой родной ребенок, - отойди от меня подальше! Это как минимум странно.
В нормальном Православии должно быть все - и родственные связи, и открытость, и общее собрание.
У нас есть два вида собрания - сестринское и монашеское. Сестринское - это когда собирается «белое» сестричество (сестры милосердия, их сегодня у нас около трехсот) и 125 «черных», то есть монашествующих сестер. А монашеское собрание - там только духовник, игумения и монашествующие.

Собрания еженедельны, и проходят они очень по-разному. Это не производственные собрания на тему «Ну, давайте все подумаем над тем, запирать или не запирать монашеский корпус». Там обсуждение любого вопроса каждого, кто хочет, о внутренних проблемах.
Иногда кого-то просят ответить на вопрос, иногда мы сами вопросы задаем. Бывают и «бои», бывают слезные исповеди, бывают выяснения отношений. Лучше, если сестры разберутся здесь, при нас, - батюшка и матушка помолятся и помогут, и это стопроцентно работает, это то, что необходимо, чтобы действительно стать сестрой.
А просто запирать это все внутри и пробочкой сверху закупоривать, как джинна в бутылке, и ходить умилительно: «Спаси, Господи», не трогайте меня, я в домике, - это неправда. Гораздо здоровее и правильнее все высказать на собрании, и притом с намерением не обличить сестру, а найти, в чем я виновата. Это трудно, потому что наше естество хочет быть правым. И мы все время себя оправдываем. Иногда после собраний шокирующе открываются глаза, и ты видишь себя вдруг в истинном свете - это то, что необходимо в монастыре. Видеть себя.
Может, такие собрания и в миру бы не помешали. Иногда какие-то свои мелкие недостатки ты никак не можешь искоренить, и они очень отравляют жизнь.
Да, бывает, что ты на чем-то застрял на десятилетия, и твои исповеди превращаются в заезженную пластинку. Мне кажется, с этой ветряной мельницей иногда даже не надо бороться, с этим надо пожить. Надо остановиться и сказать: «Ну, сейчас вот так, я ее увидел, эту зазубринку, я в себе это осуждаю - но пока ничего не могу сделать. Ты, Господи, сделай, что можешь».
Потерпи себя таким, - может, год пройдет, может, 10 лет. Да, ты периодически предпринимаешь какие-то жестокие усилия по укрощению этого своего монстра, у тебя даже что-то получается, - но потом все возвращается на круги своя.
Грех сидит, как вирус, в человеке. От вируса сразу не избавишься, он может всю жизнь пребывать в организме в пассивном состоянии. А потом поднимает голову - и видишь, что ты ни с чем не справился, ты на том же месте. Главное тут - не заунывать.
Духовная жизнь очень интересна. И надо верить, что это не круг, а спираль. И когда-то она к чему-то приведет. Может, и не к окончательному идеальному результату - но главное - не результат, а путь.

Не ставить Бога между собой и ребенком

- Мы много говорили о хоре-семье, монастыре-семье. А что сейчас происходит с вашей семьей, с вашими детьми? Какое место они занимают в вашем сердце?
Двое моих детей поют у меня в хоре, а третьего я уже три года не видела. Потому что он живет в Техасе. И у меня нет никакого горя по этому поводу. И я с ним не разговариваю каждый день по скайпу, и вообще у меня нет скайпа. Я не чувствую тут какой-то недостаточности - вот как Господь устроил, так и хорошо, Он устроил все мудро и правильно.
Мне достаточно, что сын и его семья в далеком Техасе при храме - он там и чтец, и певчий, и в совет приходской входит, и дети в воскресной школе учатся. Православие можно найти везде. Мне как монахине и матери важно, чтобы они были с Богом - и они каждый своим путем вырулили на эту дорогу. Тогда, когда я уже решила, что никого никуда тащить не буду - все уже сказано, все показано. Все были со мной и в хоре, и по монастырям со мной ездили. Все вы знаете - давайте, обретайте свою веру теперь.
Хотя прийти к такой установке матери очень непросто.
И меня молодые мамы часто спрашивают, что делать: вот, она красится, пирсинги делает, никак не хочет в Церковь идти. Я говорю - ну оставьте вы ее в покое, похвалите хоть раз этот пирсинг.
«Вчера тебе было как-то не очень, а сегодня уже ты посимпатичнее выглядишь». Она тогда поймет, что вы на ее стороне. А все время разграничивать, ставить Бога между собой и ребенком - ну что тогда от него ждать.
- У вас внуки, достаточно ли вам времени для общения с ними?
Они знают, что я их бабушка, но называют меня мать Иулиания. Двое из них в Америке, а один здесь - Андрюшка, 11 лет. Он тоже прихожанин нашего монастыря. Дело не в том, сколько, когда и где мы видимся. Пристрастия можно иметь, даже если человек на Луну от тебя улетел.
Все время думать о нем, не выпускать из сердца, беспрестанно звонить и спрашивать, надел ли ты шарфик сегодня, доел ли вчерашнюю сгущенку - к чему это? Лишнее. Дети уже большие - это мудрые, хорошие, крепкие православные люди, которые самостоятельную веру обрели - не мамину. И это очень важно. И этого я желаю матерям, которые спрашивают: «Как? Почему она такая или он такой?»
- В чем тогда проявляется любовь к детям?
Вот в этом: подставь плечо в любых обстоятельствах. Я тебя не могу одобрить в этом поступке, в этом выборе - но я тебя все равно люблю, все равно пожалею, приходи ко мне, я тебя защищу. С тобой вместе поплачу и не буду тебя осуждать.
Любовь - когда я не выпускаю человека из молитвы. На большее (или меньшее?) я сейчас уже не способна, все эти сюси-пуси - они человеку не нужны.
Может быть, кто-то скажет, что это холодность, черствость - но это не так, спросите об этом моих детей. Надо сделать детей своими друзьями. Это можно сделать, только добившись их доверия и полностью принимая их. А не навязывая им свои советы.

- Вы счастливы?
Такого слова в Евангелии нет. Для меня это важный признак: значит, в том пространстве, в каком я нахожусь, в каком служу, этот термин необязателен. Я его вообще не употребляю в жизни. И мне неинтересно о нем рассуждать, потому что можно увязнуть в мириадах трактовок.
Счастье - это когда тебя понимают - и это правильно. Счастье - когда ты живешь полноценной творческой жизнью - и это правильно. Счастье - когда у тебя все живы и здоровы - и это так. Но это не полнота. Мне этого слова мало, чтобы выразить то, чем я живу.
Беседовала Анна Ершова
Музыканта Ирину Денисову, ее оригинальные хоровые аранжировки в Минске помнят многие. Но как она приняла монашеский постриг и почему ушла в монастырскую обитель, знают не все.

Кто такая Ирина Денисова

Биография ее, как и многих известных музыкантов, непроста и терниста, были в ней свои взлеты и падения.

Рождение и детство

Родилась Ирина 6 сентября 1957 года в Минске, в обычной советской семье. Большое влияние в детстве оказали на нее две родные бабушки.
Верующей была только бабушка со стороны матери. И когда она видела, как та молится, стоя на коленях, вспоминает сама Денисова, ей было почему-то стыдно. Сказывалась атеистическая среда.
Вторая бабушка, по отцовской линии, окончила Варшавскую гимназию и сама была директором школы, она воспитывала внучку на высоких нравственных принципах классической литературы.

Получение образования

Ирина с первого раза поступила в престижную в Советском Союзе Ленинградскую государственную музыкальную консерваторию. Причем на самый трудный факультет - теоретико-композиторский. Ее всегда привлекали духовные песнопения. Для меня музыка, говорила она, была тогда, как иконы для Рублева. Святая Владимирская икона Божией Матери уже со студенческой скамьи навевала умиротворяющие мелодии и оберегала в жизни.

Монашеский постриг

Когда известный в столице Беларуси музыковед приняла это решение, ее друзья были в шоке. Ирине тогда уже перевалило за 50, и жизнь складывалась вроде бы успешно. Она считалась популярным среди любителей духовных песнопений композитором, ее уважали и любили.
Денисова была крещеной, но, как сама признается, лишь формально. В церковь не ходила, постов не придерживалась, увлекалась астрологией. К Господу привели трагические обстоятельства, случившиеся в ее жизни. Из семьи ушел муж, тяжело заболел четырехлетний сын Игнат. Ирина осталась одна с тремя детьми, денег хватало лишь на еду.

Однажды ее плачущей в храме застал церковный батюшка. Это был отец Андрей Лемешонок, который и благословил женщину спустя годы на монашеский постриг.
Шансов на спасение Игната врачи не давали. Но случилось чудо - сын выжил.

В результате страшная болезнь Игната привела меня к свету. И теперь я твердо знаю, что если Бог и попускает совершиться злу, то только для того, чтобы потом это пошло на благо человеку.
Ирина Денисова

Ирина ушла в Свято-Елисаветинский женский монастырь, один из самых больших в Беларуси. Отец Андрей там был наставником, а матушка Ирина (в постриге - Иулиания) Денисова стала руководить церковным хором. Преподобный Силуан Афонский, его образ - вот духовный стержень этой обители.
В состав монастыря входят несколько храмов, назовем основные:

• в честь Святителя Николая Чудотворца-
• в честь святой покровительницы монастыря преподобномученицы Елисаветы-
• домовая церковь в честь блаженной Ксении Петербургской в психоневрологическом диспансере, окормляемом монастырем-
• в честь Воскрешения праведного Лазаря Четверодневного на Северном кладбище,
• в честь иконы Божией Матери «Державная».

Личная жизнь

Внешне жизнь Ирины выглядела вполне удачливой. С мужем - тоже весьма талантливом музыкантом - познакомилась в Ленинградской консерватории, по окончании которой они вместе вернулись в родной Минск. В 1989 году муж и жена крестились. В музыкальных кругах их семья считалась идеальной.
Но через 13 лет брак распался. И беды, одна за другой, посыпались на голову бедной женщины. Переломным моментом в ее судьбе стала болезнь сына Игната (онкология в последней стадии), которого чудом удалось спасти по молитвам матери к Пресвятой Богородице.
Ирина сама пришла к Богу и привела к Нему своих детей. В начале 90-х годов прошлого столетия начался для них непростой процесс воцерковления.
У нее трое внуков. Двое живут в Америке, третий - в Минске, он является прихожанином монастыря. Бабушку внуки называют мать Иулиания.

Хор монахини

Одно из первых духовных песнопений композитора Денисовой, с которого начинается Великий Пост, называется «Душе моя». Написана эта завораживающая мелодия еще в середине 90-х годов. Сегодня их более 150, многие ее авторские композиции исполняются церковными хорами.

История создания

Для того чтобы собрать творческий коллектив, для начала достаточно двух-трех человек, считает Денисова. Инициативная группа быстро обрастает новыми членами. Она их искала также среди выпускников Ленинградской консерватории, которую в свое время успешно окончила. Ей помогали: в Питере - одноклассница Елена, в столице РФ - москвичка-сокурсница, в Минске - друзья-музыканты.
Раньше Ирина сама пела в церковной группе минского Петропавловского собора, где регентом как раз и была ее одноклассница Лена. Десять лет Денисова участвовала в этом коллективе, а потом и возглавила его. Так что опыт церковного пения у Ирины был достаточным.
В праздничном хоре Минского Свято-Елисаветинского монастыря царит полная демократия. Его создатель не считает, что регент - это руководящая должность, и отрицает строгую субординацию. Мы все - друзья, говорит она. Люди в коллективе разные, каждый - со своим житейским и церковным опытом. Но главное, что их объединяет - это дух соборности и понимания духовной миссии, которую они выполняют.

Деятельность

Церковный композитор не только сочиняет и исполняет собственные сочинения, но еще и издает их. Благо, при монастыре, где она служит, есть своя типография. Собрание гармонизаций и обработок «Пение умиленное» выдержало уже несколько изданий и широко известно в православных церквях. В этой же типографии выпускаются компакт-диски церковных песнопений.
Самые популярные из них:

• «Утоли моя печали»-
• «Кондак апостолу Андрею»-
• «Под Твою милость»-
• «Херувимская песнь».

Они часто исполняются на Минском фестивале церковной песни и включены в репертуар практически всех больших православных храмов.
В качестве регента матушке приходится часто совершать концертные поездки. Особенно монахиня Иулиания любит выступать на фестивалях духовной музыки в Санкт-Петербурге, городе ее юности, где она училась и где ее знали еще под другим именем.

Монахиня с удовольствием делится со слушателями не только чудесным исполнением, но и рассказами о создании собственных аранжировок, таких, например, как «Всего-то навсего», «Наша вера», канон службы в Рождество Христово.

Инокиня отвечает на вопросы, касающиеся духовной жизни, читает лекции о христианской музыке, дает интервью журналистам, ведет свою страничку ВКонтакте. Хотя она и не зарегистрирована в социальных сетях, но заходит в свою группу, читает комментарии, пишет пояснения, размещает ноты и аудиозаписи, объявления о предстоящих концертах. А также печатается в газете «Церковное слово» и в журнале «Русский Пастырь», издаваемом в США.

Биографические фильмы

Оба фильма, рассказывающие о судьбе христианской женщины, имеют под собой реальную основу. Пути Господни неисповедимы - вот лейтмотив этих лент.

Регент

Кинолента рассказывает о руководителе песенного коллектива Свято-Елисаветинского монастыря.
История о том, какими путями люди приходят к Богу. К нему можно прийти и через церковное пение.
Героиня фильма, профессиональный музыкант, обладая абсолютным слухом, собирает на просторах бывшего СССР уникальный творческий коллектив. Его репертуар распространяется по всем церквям и клиросам православного мира.

Инокиня

Фильм о судьбе Ирины Денисовой - инокини, а впоследствии монахини - которая, попав в трудную жизненную ситуацию, не поддалась ударам судьбы. Ни болезнь сына, ни уход мужа не сломили ее. Она пришла в Божью обитель и стала монахиней.
В фильме использованы аудиозаписи хорового церковного пения.
Главные идеи «монашеских» кинолент:

• жизненные трудности - испытания, дарованные Всевышним-
• без страданий нельзя прийти к Богу, но Господь дает лишь такой груз, какой человек может вынести-
• к Божьему храму ведут разные дороги:
• вслед за за испытанием следует награда - Божие покровительство и защита.

Видео о выступлении хора Ирины

В этом видео можно увидеть и услышать выступление хора Свято-Елизаветинского монастыря.

В Минске музыкант Ирина Денисова - личность известная.
Её решение уйти в монастырь многие восприняли как эпатаж. Коллеги не понимали: ведь недавно они весело праздновали её 50-летний юбилей. И вдруг та бросила курить, перестала носить джинсы, собрала вещички и отправилась в монастырь!
ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ. В действительности это «вдруг» случилось с Ириной пятнадцатью годами раньше, после чудесного исцеления младшего сына. «В 4 годика у Игната обнаружили опухоль почки, - говорит Ирина. - По размеру она была в два раза больше самой почки. Рак в последней стадии. Когда врачи делали операцию, опухоль треснула, раковые клетки пошли в брюшную полость. Ситуация катастрофическая. Игнат проходил тяжелейший курс химиотерапии и облучения, но врачи ничего не обещали…
Я к тому времени была крещёная, но в церковь не ходила. Зато посещала астрологическую школу Глобы. Составила гороскопы на всех членов семьи. Думала, что всё знаю, что мне открывается духовный мир.
Потом поняла, что, когда попадаешь в духовный мир с чёрного хода, это чревато последствиями. Меня стали мучить ночные кошмары. Я спала с включённым светом, а под подушкой держала «Молитвослов», из которого наизусть знала только «Отче наш».
Но, когда заболел Игнат, мне хватило ума понять, что спасение не в гороскопах, а в Боге.
И мы поехали за 200 км от Минска в Жировицкий монастырь, где находится чудотворная икона Божией Матери. К иконе тянулась большая очередь.
И вот мой маленький, тоненький, лысенький (действие химии) Игнаша поднялся по ступенькам к образу Богородицы и стал что-то шептать.
Это был момент вечности. Время остановилось…
Господь послал мне такую пламенную веру, которой, быть может, у меня даже сейчас нет. Я ни на секунду не сомневалась, что Бог исцелит Игната.
Но больше всех верил сам сын. Он рассказал, что попросил у Божией Матери выздоровления и… 300 долл. на конструктор «Лего». Оказывается, увидел в витрине игрушечный аэропорт. А на коробке цена - 300 долл. Для нас это была огромная сумма.
Я, грешная, не поверила, что Богородица и в этом поможет. Стала думать, у кого занять денег, потому что Игнату нравилось фантазировать: «Я думаю, Богородица мне пришлёт маленькую машинку, а под ней 300 долларов». Вскоре позвонила мама моей школьной подруги, с которой мы не общались больше 10 лет, потому что она эмигрировала за границу. Каким-то образом она узнала о болезни Игната, передала письмо. Там было ровно 300 долларов…
Может, это и лишнее - вспоминать про доллары. Но ведь так оно и было! И для 4-летнего ребёнка, измученного химией и облучением, игрушечный аэропорт, о котором он мечтал, стал невероятной радостью.
Спустя 10 лет после нашей поездки в монастырь Игнат, будучи студентом музыкального колледжа, давал в филармонии концерт, на который мы пригласили докторов из онкоцентра.
Лечащий врач сына Рэйман Садекович, обхватив Игната руками, радостно говорил: «Это же чудо! Его Бог спас!» Сейчас сын учится на пятом курсе Московской консерватории».
Вместе с болезнью сына Ирину ждало ещё одно испытание - из семьи ушёл муж: «Тогда я восприняла это как предательство - у нас трое детей, мы прожили вместе 12 лет. Мне казалось, что у нас высокая, духовная связь.
На самом деле я всё это себе насочиняла ещё до встречи с мужем. И, кто бы ни стал моим избранником, он был обречён на идеализацию. А мой муж был таким, какой есть.
Сейчас я вижу свой семейный путь как необходимый этап в моём приходе в монастырь.
Я по жизни была первым номером, мне многое давалось легче, чем остальным, - и в школе, и в консерватории. А я не понимала, что талант - это дар Бога. Думала, это исключительно моя заслуга. Была высокомерной, гордой, тщеславной, эгоистичной. Такого человека Богу спасти очень трудно, поэтому Господь с разных сторон ко мне подходил, чтобы у меня появилась возможность исправиться.
Тогда, 20 лет назад, я осталась одна с тремя детьми. Денег хватало только на еду. Детей одевала благодаря гуманитарной помощи. Они часто болели. Я страшно переживала развал семьи.
Однажды стою в храме, плачу. После службы ко мне батюшка подошёл, спрашивает: «Ну что такое случилось?» Это был отец Андрей, человек, который в будущем благословит меня принять монашеский постриг.
Тогда я батюшке про всю свою жизнь рассказала.
А он мне: «Но ведь ты мужа когда-то полюбила, значит, увидела в нём образ Божий». Это теперь я за него каждый день молюсь, а тогда много времени ушло на то, чтобы простить».
БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТАРЦА. С матерью Иулианией (это имя Ирина получила при постриге) мы общаемся на территории монастыря. Это район на окраине Минска, где располагаются республиканская психиатрическая больница, тубдиспансер, интернаты (детский и взрослый) для людей с отклонениями. Своего рода район отверженных. Для них-то в своё время и задумал построить часовню отец Андрей.
Поехал за благословением к своему духовнику, старцу Николаю Гурьянову на остров Залит Псковской области. Батюшка Николай cказал: «Молитвами больных вы спасётесь».
И сегодня в «районе отверженных», на месте, где 15 лет назад был пустырь, стоит Свято-Елисаветинский монастырь - самый крупный православный женский монастырь в Беларуси. Отец Андрей - духовник обители. А мать Иулиания руководит монастырским хором, который вышел за сугубо церковные рамки и стал культурным явлением.
«Когда я уходила в монастырь, коллеги говорили: «Ты зарываешь талант в землю». Но вышло наоборот, потому что монастырь - место творческое».
По благословению отца Андрея мать Иулиания занимается не только духовной музыкой. Один день в неделю она проводит на подворье монастыря, где бывшие алкоголики, наркоманы, бомжи становятся на путь исправления. С ними матушка разучивает песни, какие - братья выбирают сами.
И можно увидеть такую картину: матушка за синтезатором и братия подворья с гитарами репетируют песню Макаревича «Новый поворот». «Для них сейчас и правда новый поворот. Что он им несёт - сорвутся снова в пропасть или пойдут ввысь, к Богу?»
Недавно мать Иулиания приезжала с хором монастыря на фестиваль духовной музыки в Санкт-Петербург - город, где она окончила консерваторию.
Спустя 30 лет вернулась сюда в монашеском облачении и с другим именем: «В молодости я часто задумывалась: в чём смысл жизни? Неужели только в том, чтобы прожить её благопристойно, воспитать детей, написать энное количество музыки? А потом тебя закопают в землю. Ну скажут хорошие слова. Но тебе-то от этого что?
И лишь когда мне открылся Бог, возможность вечности и бессмертия души, тогда всё стало на свои места. В результате страшная болезнь Игната привела меня к свету.
И теперь я твёрдо знаю, что если Бог и попускает совершиться злу, то только для того, чтобы потом это пошло на благо человеку».
Снова я пытаюсь засунуть два фильма в одну тему. А по-другому никак
В центре фильмов профессиональный музыкант Ирина Денисова, ныне монахиня Иулиания, регент Минского Свято-Елисаветинского хора. Во время съемок фильма Регент не принявшая еще монашество. У неё была семья, любящий муж, сын, интересная работа... Всё рухнуло в один миг. У сына - рак почки. Долгое лечение в Боровлянах в центре онкогематологии... но надежд нет... Отец бросает семью из троих детей. Только Господь может помочь.., чтобы потеряв всё, обрести новый целый мир, в котором всё произошедшее имеет значение...
РЕГЕНТ

ИНОКИНЯ

 

Монахиня Ирина (Денисова) - старший регент хоров монастыря:
Однажды митрополит Антоний Сурожский на вопрос «спасутся ли католики?» ответил: «Этого я не знаю, но знаю лишь одно - если бы я был католиком, то, несомненно, погиб бы». Так же и я - если бы я осталась в миру, то погибла бы. И не потому, что в миру невозможно спастись, но потому что для меня там уже были исчерпаны все меры - и все равно я продолжала жить под руководством своей гордыни и тщеславных помыслов. Господь это видел и милостиво направил меня в то единственное место, где я имею возможность и надежду исправиться, измениться. Это место - наш монастырь.Но монастырь - это не только определенное место в пространстве. Это прежде всего общность людей, объединенных одним устремлением: к Богу, к внутренней жизни с Богом, к единству в Боге, чего мне катастрофически не хватало в мирской жизни. На это направлены все наши уникальные монашеские и сестринские собрания, беседы и исповеди у духовника. Здесь не принуждают быть правильным, жить и дышать по расписанию, здесь просто предлагают наилучшие условия для спасения, чтобы душа раскрылась и захотела каяться, захотела быть кроткой, смиренной, любящей и прощающей.
Очень хочется научиться никого ни за что не осуждать и всегда видеть свое «бревно» в глазу. Для меня это трудная, но совершенно необходимая школа смирения - ведь я, будучи педагогом, столько в жизни поучала, указывала и приказывала, а тут оказалось, что не могу без ропота потерпеть малейшего упрека! Слава Богу, зачислившему меня в эту школу!
Желание монашества пришло внезапно, но при троих детях иначе и быть не могло. Думаю, Господь увидел, что мое время пришло, и позвал, а вернее - призвал, не побоюсь этого громкого слова. Этим призванием и желанием когда-нибудь стать монахиней я и живу. Молюсь и надеюсь, что Милостивый Господь позволит мне до конца моих дней жить в нашей святой обители - самом лучшем месте на Земле.

Оба фильма просто поразили. Описать словами это сложно. Кино надо смотреть.
Фильмы документальные, биографические.
История этой женщины похожа на тысячи историй других женщин, нас с вами. Попав в трудную жизненную ситуацию она нашла в себе силы не сдаваться, а идти дальше, вперед. И она победила. Ее вера победила!

Монахи. О выборе и о свободе Посашко Юлия Игоревна

Монахиня Иулиания (Денисова)

Монахиня Иулиания (Денисова)
Монахиня Иулиания (Денисова), насельница Свято-Елисаветинского монастыря, г. Минск
45 сумок, 35 пар обуви, шкаф косметики, собственная отдельная квартира – ешь, пей, веселись! А в душе крик: «Я так больше не могу!» Ирина Денисова, знаменитый на всю Беларусь регент, ушла в монастырь на пике успешности. Вырастила троих детей, добилась признательности в мире музыки, добилась всего. О ней даже сняли фильм – «Регент». А через несколько лет вышел уже второй фильм – «Инокиня».
Наш рассказ о том, как пришла к монашеству женщина, о нем никогда не мечтавшая.
Жизнь по плану
– Когда рассказываешь о себе, все равно получается о нем, о монастыре. Какое может быть теперь разделение? Конечно, оно бывает, когда возвращаешься мыслями в прошлое, но вообще я чувствую, что с годами, проведенными в монастыре, все больше отождествляешь себя с ним, говоришь: «Мы, монастырь».
– В фильме «Инокиня» вы сказали, что и не думали о монашестве, а решились на него вдруг, за три дня. Что произошло в эти три дня?
– Мне приходилось на этот вопрос много раз отвечать: как так? не собиралась, а тут засобиралась? Я до сих пор не знаю, как же это правильно объяснить.
Те три дня были верхушкой айсберга, к этому действительно шла вся жизнь. Сейчас мне, словно сквозь прозрачное стекло, стала видна вся моя предыдущая судьба как подготовка к этому окончательному событию.
Были моменты, когда я шла в прямо противоположном от Бога направлении. Знаете, теперь я думаю, что Господь дает возможность выбора, некую вариативность каждому человеку. Человек все время норовит сойти со своего пути и соскальзывает в грех, а Господь его «ловит» там и ищет для него другую дорожку. Как навигатор: вот ты его настроил, он тебя ведет, а ты вдруг возьми да сверни куда-то в сторону. Навигатор предупреждает: «Вы ушли с маршрута». Потом ищет, ищет, ищет – и раз, нашел: «Поверните направо, через 400 метров поверните налево», – выводит тебя другим путем к цели. Так и Бог. Причем Он таков и с некрещеными людьми, людьми, не знающими Его.
– Так с вами и произошло?
– Да. Моя душа всегда была ищущей, еще с юности. «Ловить» промысел Божий я пыталась даже будучи неверующей, некрещеной. Хотелось какой-то чистоты… Откуда мне было тогда знать, что такие категории не живут в греховном существе, которое Бога не знает, не обращается к Нему, живет только собой: все эти «я», «я», «я» уже с детства накладывают свой отпечаток…
Родилась я в обычной советской семье. И надо сказать, что мы с братом выросли в прекрасной обстановке, нас растили в любви. Пожалуй, единственным, кто у нас дома молился, была моя бабушка, крестьянка. Каждый раз, когда она ночью застывала на коленях, мне становилось неудобно, стыдно: «Ну что она такое делает? Бога же нет! Это постыдное что-то». А сейчас думаю, что благодаря ее молитве многое в моей жизни произошло.
Вторая моя бабушка, папина мама, закончила варшавскую гимназию и была учительницей литературы и русского языка, директором школы, очень интеллигентным человеком. Она меня и воспитывала на высоких нравственных принципах: учила, что нужно делать людям добро, что все люди – хорошие. То есть заложила основу. Вообще во времена моего детства и юности такие настроенность, доверие к людям были повсеместными. Незнакомые люди разговаривали друг с другом не настороженно, а охотно- в автоматах с газировкой стакан ночью стоял, даже пьяные не воровали. Было много хорошего. Наверное, поэтому Бог и многих из нас, когда это стало возможно, сразу стремительно привел в Церковь в 1980-1990-е годы – такой массовый исход Израиля из Египта , из плена.
– Как вам тогда представлялось ваше будущее?
– Я уже в юности очень точно «знала», как сложится моя жизнь до самого конца, и до 1980 года «жила» этим будущим: знала, что окончу школу, поступлю в вуз в Ленинграде (моя мама там училась), стану музыкантом, приеду работать обратно в свой лицей, потом – выйду замуж, у меня будет трое детей. В общем-то, так и случилось! Просто Бог слышит: ты просишь – Он тебе даст.
– То есть все мечты сбылись?
– Это были не мечты, скорее, прагматичное представление о том, какой должна быть жизнь. Наверное, если бы удалось хлебнуть страдания, было бы все по-другому. А у меня жизнь складывалась благополучно, поэтому я верила советским ориентирам.
– У вас творческая профессия. Мечтаний о славе не было?
– Нет, я никогда не мечтала стать звездой. Хотя, казалось бы, абсолютный слух, одаренность – с шести лет училась музыке в спецшколе, и мне все давалось легко, без многочасовых занятий, как у других. Но еще ребенком я грезила об одном: встретить любимого и до конца жизни прожить с ним! Правда, не знала, что любовь требует ухода, взращивания… Только когда стала верующим человеком, постепенно начала понимать, что любовь – это не чувство, а состояние, которое не зависит от того, есть ли человек на твоей орбите, в твоем пользовании, в твоей собственности или нет – ты все равно можешь любить его без надрыва. Это качество любви мне, конечно, тогда было недоступно. И я его нашла сейчас, наконец! Оно настолько вбирает в себя все остальные виды любви: и любовь материнскую, и любовь дочернюю, к родителям, и любовь к родине, и любовь к искусству, и любовь к мужчине – все! Когда нет необходимости расчленять это на разные «любови» – это такое счастье.
– Тем не менее у вас сложилась большая семья…
– Да, внешне все было прекрасно. Мы с мужем познакомились во время учебы в консерватории, вместе вернулись работать в Минск, он был очень харизматичным музыкантом, выделялся своим талантом. Наша семья считалась образцовой в музыкальных кругах. И поэтому, когда она вдруг через 13 лет развалилась, люди плакали, они не могли поверить этому. Можете себе такое представить: не верили! Да и я до последнего не могла поверить в происходящее: как это я разведусь? Ведь у меня должна быть исключительно мирная, идеальная семейная жизнь! По гордыне так думалось. На самом деле взаимное непонимание, глубоко зашедшая отчужденность с мужем начались очень давно. И во мне самой уже было много червоточин: грех ведь не виден, особенно когда его тщательно скрываешь, но изнутри он тебя подтачивает…
Крах семьи стал для меня трагедией. Представьте: человек и Бога еще не нашел, и опоры в семье лишился. Тебе 32–33 года, ты еще молодая, но уже есть трое детей, которых надо растить, и понятно, что в таких обстоятельствах у тебя другой личной жизни быть не может.
– Даже то, что вы с мужем в 1989 году крестились, не спасло брак?
– Мы-то крестились, но на жизни семьи это никак не отразилось: молиться, обращаться к Богу мы не стали.
– В фильме «Регент» рассказывается, что самый тяжелый год был после вашего крещения. Как вы думаете, почему так случилось?
– Так часто бывает у людей, пришедших к Богу в сознательном возрасте. Понимаете, даже если человек в детстве крещен, но к Богу не обратился, дьявол его не трогает. А зачем? Он и так его! А вот когда тот начинает задумываться серьезно, когда враг видит, что упускает человека. Ведь цель дьявола – убить, а для начала – совратить с пути поиска Бога. А Господь тоже человека ищет, всегда, и когда тот отзывается на Божий зов, эта встреча и происходит. Но я еще не сказала «Господи!» в тот момент, когда крестилась. Нужен было действительно очень страшный год после крещения…
Дорога через оккультизм
– Что было во внутренней жизни до того, как вы пришли к вере?
– Творчество, загнанное внутрь. Вообще хороший вопрос: чем можно жить, когда не знаешь Бога, какой внутренней жизнью? Какая-то тайная жизнь души и поиск смысла – были. Внутри – трагедия, поиск, неудовлетворенность. Все не удовлетворяло.
– У вас никогда не было соблазна подменить смысл жизни детьми, работой?
– Смысл жизни в детях, в служении, в работе – это все земное. Душа-то чувствовала, что она не отсюда! Но сформулировать это не могла. Поэтому искала, где только возможно. А в начале 1990-х – как всегда происходит на сломе эпох – вдруг стало очень популярным вызывание духов, оккультизм, астрология, всплыли имена Блаватской, Рерихов. Буквально через месяц, после того как я приняла крещение, мне предложили абонемент в школу астрологии Павла Глобы…
Никто не знал толком, что это такое, но интеллигенция часто покупается на такие штучки. Дьявол понимает социальное устроение человека и действует в той терминологии, которая тому близка. В моем случае это было такое избранничество: «Это для избранных. Какой-нибудь рабочий с завода не поймет. А ты же не кто-нибудь, ты высококультурный человек!»
– Вы не чувствовали подвоха?
– У оккультных учителей все очень тонко: во-первых, они всегда ссылаются на правильные вещи, например говорят о необходимости любить своего ближнего, избегать ссор- во-вторых, они косвенно дают понять, что это, мол, одна из областей Божественного знания. Даже в церковь нас отправляли свечки ставить, и Евангелие лежало на столе. Ну, так «и бесы веруют и трепещут»! Вопрос не в этом. Вопрос был в том, как сделать так, чтобы человек из духовного мира предпочел – не Бога.
Сейчас я вижу, что вся эта теория шита белыми нитками. Например, понятно, что духовный мир состоит не только из Ангелов Света, но и из падших ангелов, бесов – а вот это замалчивалось, об этом говорить не любили… Но почему люди покупались? Потому что там была какая-то своя как бы правда.В этом и состоит искусность дьявольских ухищрений, чтобы к правде подмешать ложь. И все было очень серьезно, продумано, поставлено на «хорошую научную основу». Мы составляли гороскопы, занимались хиромантией, а к тому времени как у моего младшего сына Игната был обнаружен рак почки в последней стадии, мы проходили медицинскую астрологию – «коррекцию здоровья по гороскопу».
– Какая злая ирония: вроде бы учились лечить людей, а собственные дети заболевали…
– Да, мои дети очень страдали от всего этого – они переболели чуть ли не всеми болезнями, какие только есть, все больницы Минска были мне известны. Я почему-то – вот удивительно! – не связывала это со своими занятиями астрологией. И даже еженощные кошмары – а ведь я спала только с включенным светом, да еще с ножом под подушкой – не послужили сигналом. В какой-то момент к ножу добавился молитвослов: я выучила «Отче наш» и, просыпаясь от кошмаров, повторяла молитву, – наверное, душа интуитивно начинала понимать, что здесь спасение.
– Неужели и тут вы не увидели противоречия?
– Мне казалось, это временно: еще чуть-чуть, и я найду какой-то «философский камень», и все эти беды пропадут. Самая большая загадка в жизни моей на сегодняшний день – как Господь меня вытащил из этого всего!.. Я последовательно шла в противоположном от Церкви и Бога направлении. Но сейчас я знаю, что искала именно Его – просто не там.
Астрологический этап моей жизни был самым нагнетающим и подводящим к какой-то катастрофе. Я ее чувствовала всем своим существом, знала, что нечто страшное должно произойти.
За три недели до своего обращения к Богу я написала такое стихотворение:
Мое сердце
Сердце спит в оковах скуки -
Видно так ему уютней.
И ничто его не тронет,
Не освободит от плена:
Ни раздумье о печальном,
Ни известие о тайном.
Даже смерти лик ужасный
Ото сна его не будит.
Я от сердца отделилась -
Вот живу, пою, стенаю,
Причитаю, как торговка,
О всеобщем равнодушьи,
Растреклятым спящим сердцем
Ничего не ощущая,
Не мечтая, не страдая,
Зная все уж до могилы.
Как легко мне притворяться,
Что в груди огни и бури!
Это мне труда не стоит -
Все «обманываться рады».
Знаю: с сердцем беспробудным,
С онемевшею душою
Я накличу столько горя,
Сколько прежде не знавала.
Знаю: беды – не ошибки,
Их исправить невозможно.
Где же Тот, Кто не позволит
Злому сердцу умереть?!
Это было в начале декабря 1991 года. А через неделю я узнала диагноз Игната.
К Богу меня привела болезнь сына, это совершенно точно. Это была последняя «кнопочка», на которую Господь «нажал».
– А какой момент был переломным? Почему вы обратили внимание на Православие?
– Вы знаете, я думаю, это был момент, когда Бог меня свел с моими старинными школьными подругами, Ольгой и Еленой, с которыми мы не виделись к тому моменту уже лет шесть-восемь. И вдруг они мне стали сниться: я видела их во сне в каких-то чистых водоемах, вокруг – сосны, прекрасный пейзаж, чистая-чистая вода. Они, только омывшись в этой воде, идут мне навстречу, зовут меня за собой. Я говорю: «Сейчас-сейчас», но мне что-то мешает, и так я до водоема и не могу добраться. Такой сон.
Вообще, конечно, сны – очень опасная материя. Это та ниточка, за которую враг может подергать. Приснился сон, ты всем рассказываешь: «Мне такой сон приснился!» А лукавый стоит за плечом и говорит: «Да? Ну, жди: завтра тебе точно такой же сон приснится». Мы сами себе подстраиваем эти ловушки. Сейчас в монастыре навыкаешь не обращать на сны внимания: не запоминаешь, никому не рассказываешь о них – совершенно презираешь эту неизведанную даже святыми людьми область. И сновидения стали совсем другими – легкими, забывающимися.
– Разве не бывают и сны от Бога?
– Разумеется, но это редкость. Ты же не Пахомий Великий, не пророк, чтобы Бог через тебя транслировал миру, где Казанская икона зарыта, например. Надо думать о себе поскромнее. А в школе астрологии, наоборот, мы вели дневники снов, внимание к ним очень приветствовалось. Я тогда доверяла снам, и Бог ко мне через это тоже пробивался: пойми хотя бы так, раз ты придаешь этому значение!
И вот через какое-то время после того сна вдруг мне звонит Лена – спросить телефон бывшего одноклассника. Наш разговор длился полтора часа. Я почувствовала, что сейчас происходит что-то важное, настолько меня потрясло все, что она мне рассказывала! Как оказалось потом, к этому моменту Лена и Оля уже пришли в храм, причем разными путями, не вместе. Впервые за свои 35 лет я услышала такие слова как «регент», «молебен», «причастие». А сама рассказала подруге, что занимаюсь астрологией… Они с Олей стали молиться за меня. И это был переломный момент.
Я сожгла все свои оккультные книги, приложила очень много усилий, чтоб забыть все, чему меня там научили. Вымаливала Игната, мы с ним ездили по монастырям – к Евфросинии Полоцкой, к Жировицкой иконе Божией Матери. Маленький, худенький Игнаша – ему тогда было четыре годика – поднялся по ступенькам к этой иконе, стал что-то шептать Матери Божьей… Он не сомневался, что Господь ему поможет! И я тоже ни на секунду не сомневалась. И страшная болезнь отступила. А я, через три с половиной года после своего крещения, наконец стала жить жизнью Церкви.
– Когда вы впервые всерьез задумались о монашестве?
– Всерьез – только перед самым уходом в монастырь. А до этого – что вы! Я очень прагматичный человек. Мечтать о монастыре мог Серафим Вырицкий или отец Иоанн (Крестьянкин) , которых в восемь лет благословили на монашество, а монахами они стали после 50-ти. А мне – чего мечтать? Даже когда старшие дети уже подросли, я себе говорила так: «Минуточку! Может о монастыре человек рассуждать, если его младшему ребенку 13 лет? Не может».
Сейчас я понимаю, что не обязательно сразу быть Серафимом Саровским, что человек, приходящий в монастырь, ничем не отличается от мирянина. Только желанием стать когда-нибудь монахом. Мы что, какой-то избранный народ? В монахи берут каких-то особых людей?
– А разве нет?
– Конечно, нет! Конечно, нет.
– А зачем тогда идти? Что там есть такого?
– «Тайна сия велика есть». С человеческих позиций такой шаг – абсурд. Молодой девушке, окончившей школу в центре Минска, разве не абсурдно становиться монахиней, а не поступать в БГУ (Белорусский государственный университет. – Примеч. ред.)?Абсурдно. Современному человеку это еще труднее понять. Мы никогда не думали, что нам будет предложен выбор: в монастырь или замуж (или жениться). А ведь еще каких-то сто лет назад такой выбор стоял перед человеком. Третьего не было дано. И сколько появлялось монахов! Перед революцией – 17 тысяч человек жило только в женских монастырях. Представляете? Многих людей с младых ногтей воспитывали в вере, благочестии, например Силуана Афонского, нашего любимого святого. По словам самого старца, он, живя на святой горе Афон, еще не пришел в меру своего отца-мирянина, а тот был – простой крестьянин! Вот такие люди воспитывали святых. У нас этого не было.
– И все-таки необходимость выбора сегодня не очевидна. Верующие люди живут в миру, молятся, ходят в храм и ни о каком выборе не думают. Ведь что-то заставляет сделать такой решительный шаг. Что это – призыв?
– Вот! Вот правильно, вот слава Богу! К этому слову я и подводила. В монастырь нельзя попасть без метафизического вмешательства Бога в твою жизнь. Не получится это просто так, по какому-то плану: воцерковился, ходил в Свято-Елисаветинский монастырь на службы, настоятель такой замечательный, исповедался у него и подумал: «А не пойти ли в монастырь?» Или по другому сценарию: сначала побуду белой сестрой, в сестричестве милосердия (у нас оно составляет несколько сот человек), ну а потом уж – в монахини. Не работают тут сценарии! Нет такого, что из сестер милосердия, как из яйца, со временем непременно «вылупляются» монахи, из «беленького» – «черненькое». Совершенно нет! Сестер, которые пришли таким путем, все меньше.
– А какие мотивы бывают?
– У каждого человека совершенно по-своему складывается жизнь. Сестре, которая пришла в монастырь предпоследней, 75 лет. А последней – 19. Мотивы, жизнь – совершенно разные! Но у всех схоже одно: мы почувствовали какой-то последний, решительный призыв – хотя каждый в разных словах это объясняет. Но так или иначе в этих объяснениях звучит нечто неаргументированное, не сводящееся к чистой логике.
– Может быть такое, что человек «намечтал» себе это призыв?
– Призыв – вряд ли. Все ж таки у Бога все серьезно… Я, конечно, не вправе за всех говорить, но мне кажется, что в монастырь по ошибке прийти невозможно. Бог это контролирует. Уйти по ошибке из монастыря – можно.
Если человек попал в монастырь, то это свидетельствует об избрании – не в высокомерном смысле этого слова, а в евангельском: «много званых, а мало избранных». Господин послал своих слуг созвать друзей на брачный пир, а они отказываются один за другим: «У меня жена, только свадьбу сыграли», «У меня – новый вол», «Я машину купил», «Я бизнес открыл». И слуги стали призывать всех, кто попался. И те пошли, хотя не собирались, даже не думали, что их когда-нибудь позовут на этот брак! Но все-таки – откликнулись. Как пишет владыка Сурожский Антоний, речь здесь идет о готовности быть призванным. Понимаете, избранность ведь может быть и на мученичество. Господь не насилует, Он всегда дает человеку возможность выбрать самому.
– Но все-таки есть люди, которые бросают монастырь, не выдерживают. Здесь тяжелее, чем в миру?
– В монастыре Бог чуть-чуть больше приоткрывает нам нашу душу, все механизмы внутренней жизни делаются чуть более очевидными. А это очень трудно и кроваво порой. Внешне ничего сложного нет: не в пещере спим, не капает холодная вода на нас, не на кирпич вместо подушки голову кладем, как Ефросиния Полоцкая. Горячая вода у нас есть, трапеза три раза в день, одеты, обуты – живи да радуйся!
А внутри – такие бури бушуют, что некоторые не выдерживают.
Мы понимаем тех, кто ушел, но не пожив в монастыре этого понять невозможно. Вот родился монах, а прежний человек – Ирина Денисова – умерла. Все, нет ее! И мне два годика недавно исполнилось – монашеское младенчество. Представьте, сколько нужно еще пройти, столько впереди этапов становления. Трудно – начинать приходится сначала.
«Православный цинизм»
– Мать Иулиания, вы многие годы работали регентом, вам удалось создать необыкновенный хор. Чем не прекрасная служба Богу и людям в таком качестве?
– Мне было нельзя остаться в миру. Моя внутренняя жизнь перестроилась таким образом, что я каждую секунду ощущала: я так жить больше не могу. Я не понимала почему! Просила Бога, чтобы Он что-нибудь сделал со мной. Я была церковный человек, регент известного хора. Однако наступил период «отката», когда прошла неофитская пора, все утряслось, устоялось и на меня напал какой-то такой «православный цинизм».
– В чем он выражался?
– В поведении. Душа вопила, что хочется пожить для себя! При этом удобно устроиться: в меру поститься, в меру правило читать – я же человек грешный, благодать отошла, что могу – то могу! В итоге я много себе позволяла, видя, что – этот, вроде православный, но он же себе позволяет какие-то мелкие отступления. А этот? Тоже! И вот эти все. А чем я лучше? Ничем. Я вообще никто и ничто. Ну, и что, если я буду пить пиво и ходить в короткой юбке? Мне и так известно, что человек я грешный, и исправления нет – какие могут быть иллюзии? Хоть такие утешения пускай будут. Это «православный цинизм», а на самом деле – гордыня в кубе, высокомерие и двуличие.
Если раньше в моем представлении надо было обязательно иметь благочестивый вид, то в тот период я себе сказала: «Хватит! Не морочь людям голову своей косой, своими длинными юбочками, четочками… Будь тем, кто ты есть!» И напялила джинсы, снова стала курить. Средств было достаточно: частные уроки меня хорошо обеспечивали. 45 сумок, 35 пар обуви, полный шкаф косметики – я одевала красивые побрякушки и шла в мир. Дети были достаточно взрослые и уже не требовали внимания к себе (только младший сын жил за мой счет, но и он собирался ехать на учебу в Москву). Так что появилась возможность уделить себе внимание, свобода замаячила на горизонте. В тот момент мы как раз разменяли родительскую квартиру и дети нашли мне квартирку в центре Минска, аккурат на остановке восемнадцатого автобуса (это единственный маршрут, который ходил тогда из города в Новинки, где находится монастырь). Красивенькая квартирка – ешь, пей, веселись! Но не тут-то было. У меня просто накопилась невозможность так больше жить. А потом Господь стал давать подсказки, куда идти дальше.
– В тот год Игнат поступил в Московскую консерваторию, и вдруг у меня появилась мысль: показать ему место, где я молилась за него, чтоб Господь его исцелил от смертельной болезни. Первые годы моего воцерковления были связаны с одним древним монастырем, и мне захотелось сына к этому приобщить. Он сразу согласился: «Маме надо, значит, поедем».
И там я разговорилась с одним монахом: он молодой, а я уже «тетя», поэтому мы могли спокойно, без опаски беседовать. Я вдруг стала расспрашивать его о монашеской действительности: «А это как называется? А четки зачем? А без четок можно? А бесы нападают? А вот это вам можно? А сколько вы поклонов делаете в день?» Спрашивала, как проходило его детство, как он пришел в храм, как у него зародилась такая мысль – идти в монастырь? А он ответил: «Да обыкновенно было» – и рассказал, как именно. Мне не хотелось верить: я-то была уверена, что монахи – какие-то очень особые люди, что между нами непроходимая грань!..

– Но к себе вы еще мысленно не примеривали монашество?
– Нет, что вы! Я сама не понимала, почему все это меня так волнует. Мы стали переписываться с этим добрым монахом, и однажды он вдруг написал: «И если действительно хотите в монастырь, то надо то-то и то-то». Меня это как гром среди ясного неба поразило! Я подумала: «Стоп, стоп, стоп. Минуточку. Кто хочет в монастырь? Это яхочу в монастырь?!»
С этой мыслью сходила на работу, пришла, перечитала письмо. И вдруг. знаете, как химическая реакция на твоих глазах происходит. Был стакан с жидкостью, в него что-то капнули, и вдруг эта жидкость на твоих глазах начинает менять цвет, консистенцию, булькает, превращается во что-то другое. Так и я вдруг понимаю: «Да. Это яхочу в монастырь».
Потом этот монах пишет: «Бросайте курить. Пусть сегодня это будет ваша последняя сигарета, посмотрите на нее». Я действительно бросила курить через три дня. А еще через неделю пришла к духовнику: «Я так не могу больше, надо что-то со мной делать! Может, мне в монастырь пойти?» Он ответил: «Ну, иди в монастырь!» Это была суббота. Потом он подумал немного и сказал: «Я поговорю с сестрами, помолимся. Приходи в понедельник».
– Вот эти три дня!
– Да. За эти три дня произошел последний этап становления. Когда ракету готовят, сколько лет ее строят, сколько денег вкладывают, потом кто-то на кнопочку нажал, сказал: «Поехали!» – махнул рукой, и. полетел Гагарин в космос. От одного нажатия кнопочки. Три дня – это была вот эта кнопочка. Для меня вдруг все стало ясно, все изменилось. Я сама стала другая, перестала себя узнавать. Все задавала себе вопрос: «Это что, я? Иду в монастырь?!» И сама себе отвечала: «Да, я сама совершенно точно иду, без всяких колебаний. Другого пути у меня нет». В понедельник я пришла (это было 24 сентября, день Силуана Афонского и Сергия и Германа Валаамских, как раз очень почитаемых мной святых). Сидела на скамеечке и ждала батюшку. А он выходит и говорит: «Ну что, сестра Ирина.» Никогда раньше так не называл. Ну, тут я все и поняла.
– Как ваше неожиданное решение далось вашей семье, друзьям, коллегам?
– Все недоумевали: не хотели люди принимать этого, отпускать не хотели. Кто-то плакал, кто-то возмущался. Одни говорили: «Ты зарываешь талант в землю», не понимая, что это слова из евангельской притчи, а я иду как раз туда, где учатся жить по Евангелию! Монастырь как раз то самое место, где талант (другой, не музыкальный) и раскроется в нужную сторону.
–Дети – расстроились?
– Младший, Игнат, в это время уже учился в Москве, и я ему написала sms-сообщение. Он ответил: «Мама, это круто, я тобой горжусь, все в порядке!» К старшему, Климу (у него жена, семья) я пришла домой и начала так: «Дети, я хочу с вами серьезно поговорить и сообщить вам одну новость.» Сын спросил: «Ты что, в монастырь уходишь?» Я говорю: «Да». Он: «А мы и не сомневались! Так и думали, что когда-нибудь это произойдет. Это очень логично, это правильно для тебя. Все, мама, давай, слава Богу!» Ну а дочка, Ксюша, как и положено девочке, расплакалась, сказала: «Я, конечно, понимаю. но как же так! У меня не будет больше мамочки, с которой я могу про все, про все поговорить?» А у нее только-только родился ребеночек, годика ему еще не было.
Потом Господь все расставил по своим местам. Когда смиришься, Бог воздаст сторицей тебе: ты только поверь, что если другому хорошо (маме, например), значит, и тебе так хорошо.
– А ваша собственная мама?..
– Моей маме тяжело далось это решение. Она у меня очень сильный, мужественный и оптимистичный человек и совсем неплаксивый, несентиментальный. Но в тот момент мой брат заболел онкологией и вдруг еще я в монастырь собралась. И мама сломалась: «Ну вот, меня все бросают, я остаюсь одна!» Она была первой, кому я сказала прямо: «Меня Бог зовет». Она говорит: «Да это тебя отец Андрей зовет!» – «Мамочка, ну ты ж сама чадо отца Андрея.» – «Вот и уходила бы вместе со мной, но чуть позже!»
Через три дня она поговорила с нашим общим духовником и после этого разговора в храме меня благословила, поцеловала и сказала: «Батюшка обещал, что будет тебя каждую неделю отпускать. И если я буду умирать и слягу больная, он тебя отпустит меня досмотреть и похоронить. Он же сдержит слово!» И сейчас во многом ее уважение к монахам основано на том, что батюшка держит слово…
– Вам самой не было страшно так резко менять свою жизнь?
– Было. Я подозревала, что не знаю того мира, который мне откроется, и боялась: а что если он будет для меня невыносим? Я же максималистка: если ухожу – значит ухожу, без всяких «но», с концами. На это надо было решиться. А я ведь только достигла благосостояния и какого-то максимального успеха в миру: было уважение, были какие-то достижения, и вдруг – бросать все это и идти в другую социальную среду… Ведь это же все равно что родиться! Ребенку во время родов тоже очень страшно и больно, он не знает, куда его толкают. Здесь точно так же: была «накатанная» жизнь, где ты знаешь каждый закоулок. А тут ты должен все поменять. Все! Человек может переехать в другой город, может из генералов оказаться разжалованным в солдаты, может развестись, поменять свой социальный статус. А здесь – всеодновременно, в один момент. Ты совершенно перестаешь быть тем, кем ты был, неизменным остается только твой внутренний мир. Ты только его и приносишь с собой в монастырь. Это очень непросто. Есть только одно, что все уравновешивает – Христос, ради Которого ты это делаешь.
Страшное слово «послушание»
– Самая сложная и непонятная для мирского человека монашеская установка – послушание. Она зачастую кажется абсурдом. Как вы, регент, учитель, отнеслись к необходимости послушания?
– Для меня антитеза «начальник-подчиненный» была действительно одной из самых сложных вещей, которые приходилось преодолевать. И преодоление ее – один из главных мотивов необходимости идти в монастырь.
С тех пор как ушел муж – а это было в 1993 году – я осталась начальником везде: в семье, на работе, в хоре. Учитель – начальник над детьми, регент – начальник над певчими. И оглядываясь назад, понимаю, что всегда делала исключительно «по моему хотению, по щучьему велению». И мне, конечно, для спасения не хватало «института послушания», если так можно выразиться. Где бы мне сказали: «Иди!» – и я бы шла, не задумываясь над мотивами. Как же это трудно! Это, оказывается, практически на грани разрыва сердца!
С этим я столкнулась с самой первой недели в монастыре. Построили новый корпус, распределяли кельи, сестры устраивали свой быт. И вот одна послушница, студентка строительного факультета (у нас некоторые сестры параллельно доучивались в вузах), говорит: «Почему нельзя вешать на эту вешалку мокрые подрясники? Я же точно знаю, что она выдерживает восемь с половиной килограммов. Здесь и в инструкции написано!» Кто-то из сестер ответил ей: «Ну, матушка же сказала: „Не вешать“». – «Нет, я же вам объясняю, – настаивает послушница, – ничего плохого не случится, можно повесить. Это же будет лучше!» Человек доказывает свою очевидную правоту. А матушка сказала: «Не вешать» – вот Божья правота… У игуменьи другие мотивы, и она не обязана их объяснять всем послушникам. Ты прими и прими не потому, что тебе объяснили, что так будет лучше, а потому, что это не твое мнение, а мнение другого человека, который иерархически выше тебя поставлен. Поэтому послушание – это самое сложное, что в жизни человеку дано.
– В миру это назовут слабостью…
– В миру – да, может быть. Но ведь, как сказал апостол, сила Божия в немощи совершается. В монастырь ты идешь затем, чтобы Бог в тебе действовал, чтобы прекратилось твое своеволие каждодневное, ежесекундное, которое уже засосало тебя совершенно в твоей жизни. Все время творишь эту свою волюшку под тем предлогом, что на тебе лежит ответственность, надо принимать решения, у тебя же дети, муж, работа – ответственный пост занимаешь! В монастыре тоже надо принимать решения. Но здесь такой дух, что, если Богу это не надо, мне тоже не надо. И это – идеал, к которому, конечно, мы стремимся. Просто не ищите свою волю, освободитесь от этого, и тогда Бог будет действовать. А что же еще нужно монаху?
Мы обычные люди
– Мать Иулиания, вы в монастыре только пять лет, но все же вы для себя поняли, что здесь – самое главное?
– Для меня смысл монашеской жизни на самом деле не столько в том, чтобы уединиться и достичь высокой степени умной молитвы, а в том, чтобы, хотя бы, полюбить сестру. Вот такая простая вещь. Но это – самое сложное: принять слово сестры и смириться, сделать по послушанию, когда ты ну точно знаешь, что правильно – иначе. «Синдром вешалки». Понимаете? Сейчас я это уже говорю из своего маленького опыта монастырской жизни.
– А что делать, если ты не любишь?
– Действительно, где любовь взять, если ее нет в тебе? Многие святые об этом говорили: хочешь какую-нибудь добродетель приобрести – хотя бы начни делать какие-нибудь дела, которые ей соответствуют! Не можешь сестру полюбить, как батюшка говорит: «Почисти ей ботинки хотя бы». Ведь надо успеть превратиться из «тетки» – в монахиню! Отец Андрей как-то сказал: «Послушницей стала, а вокруг все уже: „Матушка! Матушка!“ Тетка с Комаровки!» (у нас рынок так называется – «Комаровка»). Нужен какой-то этап «окукливания» – первые год-два.
И у каждого есть свои болевые точки. Понимаете, если мне скажут: «Ты плохо помыла лестницу. Иди перемой», я приму это спокойно, потому что ни на что не претендую в этой сфере. А вот если мне скажут: «Сегодня клирос отвратительно пел!». Вот тут все вылезет наружу, и окажется, что я совершенно не такая смиренница, которая безропотно трет и перемывает лестницы.
– В монастыре учатся терпеть именно самое болезненное?
– Так ведь и получается! Никто с тебя кожу не сдирает, тебе просто говорят: «Я бы на твоем месте здесь не так спела. И вообще ты сегодня, кажется, не в настроении: как-то вы звучали слабовато». И все! Вся пена поднимается из глубины души. Будешь спорить – тогда какой смысл быть в монастыре? Чтобы доказывать игуменье, батюшке, сестрам свою правоту? В таком случае иди обратно в мир, ты там прекрасно всем все доказала – тебя слушались идеально. Для меня смысл – потерпеть укоры. Это болезненно для самолюбия. Как Игнатий Брянчанинов говорил, до человека еще пальцем не дотронулись, а он уже кричит: «Кожу сдирают!»
В миру – те же проблемы, но здесь они становятся во много раз «выпуклее», важнее, потому что понимаешь: если ты через это не пройдешь, из себя этого не исторгнешь, ты пропал, ты просто никуда больше не сдвинешься с места.
– Получается, постриг не делает человека монахом, и стать монахом ему еще только предстоит?
– Безусловно! Человек становится монахом не тотчас, как на него надевают облачение, хотя в этот момент и происходит таинство. Монахом нужно становиться всю оставшуюся жизнь. А можно и за всю жизнь не стать. Никаким уставом это описать невозможно.
– Подготовиться к монастырю – можно?
– Думаю, это невозможно. Амвросий Оптинский говорил: в монастырь идти – это как с обрыва в воду прыгать: надо прыгнуть, а потом разбираться, ты умеешь плавать или нет. Если будешь раздумывать, готовиться и долго собираться – никогда не придешь. И, как мне кажется, ты ничего не узнаешь о монастырской жизни, если придешь просто пожить, потрудиться. Это все будет внешнее! Когда я пришла в монастырь, то поняла, что ничего не знаю о нем. Хотя, казалось бы, я этих монахинь помню еще Леночками, Машеньками, видела их еще в молодости, стоящими в храме в косыночках. Но этого недостаточно: жизнь в монастыре не выражается и не описывается внешними событиями…
Успеть превратиться из «тетки» в монахиню
– Смешанный монастырь – редкость для Русской Православной Церкви(в Свято-Елисаветинском монастыре помимо сестер живут пять иноков и пять послушников. – Примеч. ред.). Как так сложилось, что в вашей обители есть и монахини, и монахи?
– Все возможно. Бог – это творчество. Слово «творчество» – от слова «Творец». Господь так устроил. А что делать – противиться? Наши иноки и послушники – монахов пока нет – это чада отца Андрея: один архитектор, другой экономист, кто-то был художником, потом стал иконописцем. Трудились, строили, расписывали монастырские храмы. А потом они почувствовали, что хотят стать монахами и при этом не хотят уходить от батюшки. Митрополит благословил. Самый старший из братьев – 12 лет при монастыре, а монастырю всего-то 14 лет.
Понимаете, ведь и обитель наша возникла против всех правил! На пустом месте, в прямом смысле этого слова. Здесь был пустырь, помойка. Рядом с нами находится психиатрическая больница, туда ходили сестры милосердия с батюшкой – совершали молебны. Главврач разрешил строить за забором часовенку. Литургии служили, причащали больных, и так постепенно возникла необходимость храм строить. А вместо этого построили монастырь. Это рождение обители происходило на моих глазах – я тогда уже была чадом отца Андрея, тоже ходила в больницу на те молебны. Первыми послушницами стали 15 молодых минчанок – студенток, отличниц. Они просто поверили Богу. Как и все мы впоследствии.
– Каждый знает историю других сестер и братьев?
– У нас есть еженедельные собрания всего сестричества (ведь наш монастырь и вырос из сестричества милосердия во имя преподобно-мученицы Елисаветы), которые проводит наш духовник, отец Андрей. Это собрания не только монашествующих: белые сестры, черные сестры, трудники приходят, и иноки, разумеется, тоже. Так вот здесь задаются жизненные вопросы, в том числе и зачем человек пришел в монастырь, как он видит свою жизнь в нем. Многие гости, побывав на сестрическом собрании, нам говорят: «Напоминает первохристианскую общину».
Но сердце монастыря – это монашеское собрание, на котором присутствуют только сестры и батюшка. В каком бы мы ни были состоянии, даже если день страшно загруженный был, даже если было всенощное бдение (а вы представляете, что такое монастырская всенощная, без сокращений, привычных для приходов), все равно оно состоится.
Мы дорожим этим единством. В нашем монастырском правиле есть молитва о единстве отца Софрония (Сахарова) – ее читают и монахи, и белые сестры. Это, конечно, упрочивает монастырь.
И потом, какое может быть разделение? Никто не живет по отдельности, кроме матушки игуменьи – все по двое или по трое: послушница с инокиней, инокиня с монахиней, монахиня с послушницей. Так сделано, чтобы была преемственность и чтобы человек не мог замкнуться в себе, спрятаться, своевольничать. И чтоб всегда имел возможность послужить другому человеку. Тебе душно – потерпи, она храпит – ну, хорошо, пусть сестра поспит, не буди ее. Вот такие элементарные вещи. Так ведь положено и в семейной жизни. Но в миру такая большая семья невозможна, а здесь – пожалуйста. Мы и называемся соответственно: сестры, братья, духовный отец, матушка игуменья. Параллель очень явная.
– Сейчас много разговоров о том, что современное монашество истощилось, что этот институт теряет смысл…
– Но Бог нашел возможность сделать из нас монахов. Хотя мы живем в совсем иную эпоху, чем, например, Сергий Радонежский, чьи родители с младенчества питали его Божьим словом.
Мы сами себя воспитали. Не будем валить на родителей или на эпоху. Мне все время приходит на ум Мартин Иден – герой романа Джека Лондона. Как он, человек из простых, хотел получить образование и ради этого создал для себя очень жесткую программу жизни: спал по четыре часа, как космонавт, работал над собой. Но мы не такие были. Ну и что же теперь? Нельзя современному миру иметь монастыри? Но монашество нужно миру. Есть такая известная мысль о том, что молитвами монастырей стоит мир до сих пор.
А никакого специального института по выращиванию людей с монашеским образом мышления нет. Монахи берутся из этого мира, и они приходят такие вот, как я, с такой же примерно судьбой. Обычные люди.
Отец Андрей нам сказал как-то, что у нас еще никто «не вылупился». Еще годы работы нам предстоят. А наши монахи говорят: «Ничего, мы все-таки верим, что станем монастырем!»

 

Из книгиРусские святые автора(Карцова), монахиня ТаисияИулиания, княжна ОльшанскаяСв. Иулиания жила в первой половине XVI века. Она была дочерью князя Георгия (Юрия) Дубровицкого-Ольшанского, одного из благотворителей Киево-Печерской лавры. Праведная Иулиания скончалась на 16-м году жизни и была погребена в Киево-Печерской

 

автора Кукушкин С. А.Мученица благоверная княгиня Иулиания Вяземская, Новоторжская чудотворица (+ 1406)Память ее празднуется 21 дек. в день мученической гибели, 2 июня в день обретения мощей, 1-ю Неделю после праздника свв. апостолов Петра и Павла (29 июня) вместе с Собором Тверских святых и в

 

Из книгиПритчи. Ведический поток автора Кукушкин С. А.Праведная дева Иулиания, княжна Ольшанская (XVI в.)Память ее празднуется 6 июля в день обретения мощей, 28 сент. вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих, и во 2-ю Неделю Великого поста вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских и всех святых,

 

Из книгиХристианские притчи автораАвтор неизвестенПраведная Иулиания Лазаревская (+ 1604)Память ее празднуется 2 янв. в день преставления и 23 июня вместе с Собором Владимирских святыхСв. Иулиания родилась в 30-х гг. XVI в. в богатой и знатной семье дворян Недюревых. Отец ее, Иустин, или Истома, был ключником при дворе царя Иоанна

 

Из книгиПравославные святые. Чудотворные помощники, заступники и ходатаи за нас перед Богом. Чтение во спасение автораМудрова Анна ЮрьевнаМудрая монахиняЦарь Козалы встретил однажды монахиню Кхему, одну из учениц Будды, известную своей мудростью. Царь почтительно поздоровался с ней и спросил:- Существует ли Совершенный Будда по ту сторону смерти?Монахиня ответила:- Учитель не открыл этого, о великий

 

Из книгиАгиология автораНикулина Елена Николаевна

 

Из книгиРождественская книга для детей [антология] [Художник Д. Ю. Лапшина] автора АнтологияМонахиня ЭсюнМонахине Эсюн было уже за шестьдесят, когда она собралась оставить этот мир. Она попросила монахов сложить во дворе погребальный костер.Твердо усевшись посреди деревянной пирамиды, она подожгла ее вокруг себя.- О сестра, - воскликнул один из монахов, -

 

Из книгиСвятые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века автора Клюкина ОльгаШамординская монахиняОдна из сестёр Шамординской обители за невольный проступок получила от настоятельницы строгий выговор. Сестра попыталась было объяснить причину своей повинности, но разгневанная начальница не хотела ничего слушать и тут же при всех пригрозила

 

Из книгиМолитвослов на русском языкеавтораВеликомученица Варвара и мученица Иулиания (ок. 305)17 декабря (4 декабря по ст. ст.)Святая великомученица Варвара родилась в городе Илиополе (нынешней Сирии) при императоре Максимиане в знатной языческой семье. Отец Варвары Диоскор, рано лишившись супруги, был страстно

 

Из книгиСЛОВАРЬ ИСТОРИЧЕСКИЙ О СВЯТЫХ,ПРОСЛАВЛЕННЫХ В РОССИЙСКОЙ ЦЕРКВИ автораКоллектив авторов12. Святая праведная Иулиания Лазаревская(память 2 января ст. ст.)Повесть о Иулиании Лазаревской (или Муромской) представляет собой биографические записки, составленные ее сыном Дружиной Осорьиным. Это единственная биография древнерусской женщины. Повесть замечательна

 

Из книгиавтораМонахиня ВарвараРождество Христово – детство золотоеУ нас в доме зелёная гостья. Она приехала к Великому празднику на широких розвальнях. Её привез улыбающийся дед-мужичок с пушистою, белою бородою до пояса. Она встала на праздничном ковре в гостиной, раскинула

 

Из книгиавтора

 

Из книгиавтораИулиания Новоторжская (+1406)Иулиа?ния Вя?земская (Новото?ржская, + 21 декабря 1406) – супруга князя Симеона Мстиславича Вяземского, дочь боярина Максима Данилова. Почитается в Русской православной церкви как святая. Память благоверной княгини (мученицы) Иулиании совершается

 

Из книгиавтораИУЛИАНИЯ, праведная, упоминается в числе святых Муромских рукописи XVII века. - В царствование Иоанна IV родилась Иулиания в пределах города Мурова от благочестивых родителей, дворян Недюревых. С юных лет начала проводить она время в посте, молитве и уединении и потому